– О, да, да, да, я так ждала, чтобы попробовать его, – сказала она.
– Ну, я так понимаю, ты собираешься это забрать, – заметила я, делая вид, что расстроилась. – Привет, Брук.
Мы встретились взглядом, и она широко улыбнулась.
– Ну привет. Я принесла подарки.
К счастью, мне удалось удержаться от того, чтобы не выпалить, что ее присутствие в моем доме и было настоящим подарком. Вместо этого я сохранила с ней визуальный контакт настолько долго, насколько это требовалось, – она, к сожалению, отвела взгляд прежде, чем между нами был достигнут особый момент, – и заговорила обычным тоном, но не так, чтобы показаться отстраненной:
– Как поживает эссе?
Брук сморщилась.
– Я кое-что набросала. И я ждала твоих записей.
– У тебя еще куча времени до следующей недели.
– Знаю, знаю, но мне потребуется вечность, чтобы написать его. Я не такая быстрая, как ты.
– И почему ты тогда здесь? – поддразнивала я ее.
– Потому что с тобой намного веселее, чем писать эссе.
Я покачала головой, притворившись расстроенной, но, возможно, выражение моего восторженного лица выдало меня. На секунду она окинула меня многозначительным взглядом. Конечно, это могла быть платоническая любовь, но также и намек. Начало. Я бы предпочла быть рядом с тобой. С тобой весело. Я бы пожертвовала хорошей оценкой ради лишнего часа, проведенного с тобой.
Или, может, я читала между строк и слышала то, что мне хотелось услышать. Почему отвечать на вопросы о собственных отношениях гораздо труднее, чем о чужих?
Пока Брук и Эйнсли воодушевленно обсуждали продукт, который нанесла Эйнсли – какой-то химический скраб, кажется, – я нагнулась над горой косметики и нашла маленькую жидкую помаду идеального персиково-розового оттенка.
– Дорогая, она прекрасно бы на тебе смотрелась, – сказала Брук, и я нуждалась в этих словах больше, чем в чем-то еще в своей жизни.
Но пока я рассматривала оттенок помады на своем запястье, заметила, что Эйнсли смотрит на меня щенячьими глазами. Я взглянула на нее.
– Что?
– Это та помада, которую я собиралась купить в эти выходные.
Я осторожно прижала ее к груди.
– У тебя есть скраб!
– Здесь сотня всяких штук. Я могу выбрать больше одной.
– Ты даже не блондинка! Тебе не пойдет персиковый!
Эйнсли выглядела оскорбленной.
– Эм, прости, но я хотела темно-персиковый. Твои губы и без помады идеальны. А моим требуется максимальное количество вспомогательных средств.
– Можешь брать, когда захочешь.
– Нет, у тебя герпес. Если я возьму ее, можешь иногда краситься, но только используй кисточку для нанесения. Как тебе такой вариант?
– Или я могу всегда пользоваться кисточкой, а ты сможешь брать ее.
– Я тебе не доверяю. Тебе будет лень это делать, и ты специально потрешь о свой герпес.
Я вскинула руки и, ища поддержки, посмотрела на Брук.
– Ого. Ну и дела. Вы слышали это вранье?
Брук обменялась со мной удивленным взглядом, и вся ярость оставила меня. Она выпрямилась и вытянула вперед ладони.
– Ладно, остынь, не будем доводить до драки. Как насчет камень-ножницы-бумага?
Эйнсли уставилась на меня. Я на нее.
Она пожала плечами.
Черт, она знала, что я сейчас не в состоянии. Она знала, и ей ни капельки не было стыдно воспользоваться этим преимуществом, и все только ради нее. Победа, зная, что Эйнсли так сильно этого хочет, не будет такой сладкой.
– Может, будем пользоваться вместе? – предложила я.
Пока-пока, красивая помада.
– О, дорогая, – запротестовала Брук. Она знала, что, если помада окажется в комнате Эйнсли, я, скорее всего, больше никогда ее не увижу. Но я должна была поставить условие, иначе буду выглядеть так, будто меня легко обдурить. Что правда, когда дело касалось Эйнсли, но сейчас речь шла не об этом.
Эйнсли подняла руку, чтобы та замолчала.
– Хозяйка только я. Но у тебя неограниченные права пользования.
– А если ты уедешь на выходные или если она понадобится мне, когда я уеду к папе на выходные?
Хоть Эйнсли и ездила вместе со мной к папе, я была единственная, кто по решению суда должен был навещать его каждые выходные. Когда Эйнсли исполнилось восемнадцать, она стала сама решать, когда ехать к папе, ведь она уже была студенткой колледжа, и собирать чемодан и тащиться с ним через весь город несколько раз в месяц было слишком хлопотно для нее.
Она сомневалась.
– От случая к случаю. Если у одной из нас будет важное событие в выходные, той она и достанется.
Мы одновременно повернулись к Брук. Она сложила руки в замок и, нахмурившись, посмотрела на нас. Я хотела бы, чтобы она серьезно отнеслась к своей роли судьи. Поразмыслив несколько секунд, она сказала:
– Думаю, что могу отдать помаду, но при условии, что Дарси выберет еще две вещи и они автоматически станут ее. Идет?
– Идет, – ответила я.
– Не отступай, дорогая, – предупредила Брук.
Я положила руки на колени.
– Не буду.
– Но только не Еву Лом, – сказала Эйнсли, поднимая руку. Брук бросила на нее взгляд, и Эйнсли выпятила губу. – Ладно, договорились. Никаких условий.
У меня было сильное желание схватить очищающее средство Евы Лом, просто чтобы показать свое превосходство. Но я остановила свой выбор на матирующем увлажняющем креме, который больше подходил мне, чем Эйнсли, и образце духов, игнорируя косой взгляд Брук.
Что я могла сказать? Что-то вроде того, что Брук заставляла меня разрываться от любви.
Было хорошо, когда она находилась рядом.
И будь я проклята, если позволю Александру Броэму вмешиваться в это.
Глава третья
Самоанализ:
Дарси Филлипс
В двенадцать лет я поняла, что бисексуальна. Я была так увлечена одним женским персонажем в детском шоу, что каждый раз, когда она появлялась на экране, мой желудок трепетал. И еще я часто думала о ней перед сном.
И несмотря на все вышесказанное, я никогда не целовалась с девушкой. Это надо исправить.
Однажды я целовалась с парнем на парковке в «Таргете». Он быстро водил своим языком туда-сюда у меня во рту, как будто это была дыра, а его язык перфоратор.