Я не могу понять, настало ли время нам расстаться.
Я пытаюсь с ним поговорить, но он как будто не слышит меня.
Я говорила ему около 20 раз, что хочу общаться больше, мне нужно, чтобы он обращал на меня больше внимания и чтобы хотя бы иногда сидел со мной рядом в столовой.
Но чем больше я говорю ему о своих желаниях, тем больше он игнорирует их.
Однажды один из его друзей назвал меня требовательной! Так ли это? Разве это не нормально – понимать, что тебе необходимо, и говорить об этом? Это серьезный вопрос. Будь честен со мной. Я приму это.
Strangerthings894@gmail.com
От: Шкафчик 89 ‹locker89@gmail.com›
5:06 (0 мин назад)
Кому: Strangerthings894
Привет, strangerthings!
Давай посмотрим на это с другой стороны. Совершенно правильно говорить о своих потребностях и желаниях. Но, кажется, ты не понимаешь, что именно тебе нужно. Тебе не *нужно* что-либо от твоего парня. Ты хочешь этого. Когда нам *нужно* что-то от кого-то, мы чувствуем, что мы не можем жить без них или они полностью контролируют наши чувства. А это совсем не так. Когда ты говоришь, тебе *нужно*, чтобы он сделал не важно что, я слышу, что тебе действительно нужно чувствовать себя любимой, особенной и желанной. И ты можешь получить это от многих других людей помимо твоего парня! Я советую перефразировать то, как ты объясняешь ему свои потребности. Скажи ему, что тебе действительно необходимо, и дай ему понять, что именно он может сделать, чтобы помочь тебе чувствовать себя любимой, особенной и желанной. Люди лучше реагируют на поддержку, чем на критику. И дальше все зависит от него. И когда он поймет, что дело не в нем и не в том, что он, возможно, делает что-то неправильно, а в тебе и в том, как он может заставить тебя почувствовать себя особенной, он возьмет на себя ответственность! Но если нет, тогда ты должна задуматься, довольна ли ты такими платоническими отношениями, или, может, это не тот человек, который тебе нужен?
Удачи!
Шкафчик 89
Я с трудом сглотнула, сидя за рулем машины Эйнсли – она одолжила мне ее на день, чтобы я могла выполнить свои принудительные обязательства, – когда Броэм в авто передо мной свернул с дороги к тому, что предположительно было его домом. Хотя сложно назвать это домом. Это был особняк. Долбаный огромный особняк.
Там насчитывалось около миллиона различных секций, комната за комнатой, мансардные окна и эркеры, балконы и колонны, причудливые французские окна и смесь изогнутых и прямоугольных крыш. Кирпич был холодного, успокаивающего пурпурно-серого оттенка, что в сочетании с голубоватой крышей и кремовыми деталями придавало дому сказочный вид. Передний двор был безукоризненно чистым, с подстриженными живыми изгородями, обрамлявшими широкую двухполосную подъездную дорогу.
Да ладно.
Я ни за что не подъеду туда на своей машине. Это как съесть капкейк, похожий на произведение искусства. Правильно понимаю, что эта дорога предназначалась только для того, чтобы на нее любоваться?
Поэтому я притормозила у тротуара за воротами. Броэм, который поехал прямо по подъездной дорожке, чтобы припарковаться у входа, прислонился к своей машине и смотрел, как я поднимаюсь по извилистой тропинке, подняв брови. Когда я наконец подошла, он озадаченно посмотрел на меня и повел к входной двери.
– У тебя есть дворецкий? – Восхищенно спросила я, как только мы вошли. – Или, например, шеф-повара?
Не то чтобы меня можно было подкупить едой, но, скажем так, если бы у Броэма был шеф-повар, который мог бы принести нам вкусно приготовленные закуски, например бутерброды без корочки или салат из питахайи, я была бы гораздо сговорчивее, приходя к нему в особняк.
Но, к моему безграничному ужасу, Броэм пренебрежительно посмотрел на меня.
– Нет, Филлипс, у нас нет дворецкого.
Он и правда не спешил прощать меня за то, что я назвала его Александром?
– Прости, – сказала я. – Просто хотела сказать, что слишком тяжело самостоятельно убирать такой особняк, вот и все.
Броэм нервно взглянул на меня.
– Ну конечно, у нас есть уборщики, – сказал он таким тоном, каким обычно говорят «ну конечно, у нас есть крыша» или «ну конечно, у нас есть раковина на кухне».
Я зависла позади, чтобы скорчить ему рожицу.
– Ну да, конечно, – пробубнила я. – Обыденность. У кого же нет уборщиков? Пфф.
– И это не особняк.
– Чушь собачья, это вполне себе особняк, – сказала я, вспыхнув от раздражения. Как Броэму удавалось быть таким холодным, когда он хвастался своим богатством и в то же время не осознавал его?
– Нет. Может, он и считался бы особняком где-нибудь в Сан-Франциско. Но не в таком городке, как этот.
Выражение его лица оставалось наполовину жалостливым, наполовину осуждающим. Ну простите, что я не очень хорошо разбираюсь в особняках, прежде чем говорить, очень сожалею.
Мы вошли в просторное открытое помещение, похожее на большое фойе, с кованым балконом сверху – наверное, чтобы люди могли покровительственно взирать на гостей с высоты второго этажа. Роскошный вид дополнял кремовый мраморный пол и люстра с ниспадающими каплями. Я согнула шею почти под углом в девяносто градусов, чтобы посмотреть на все это, но сейчас мои шейные мышцы волновали меня меньше всего. Когда мы пересекли фойе, мои ботинки заскользили по мраморному полу, и я сбавила шаг, чтобы сохранить контроль. Последнее, что мне было нужно, – это споткнуться и налететь на письменный стол красного дерева или бесценную вазу династии Минь.
Броэм шел немного впереди, даже не пытаясь подстроиться под мою улиточную скорость. Как будто спешил протащить меня через весь дом. Откровенно говоря, скорее всего, он это делал, чтобы уберечь вазы.
Первым признаком того, что мы были не одни, оказался стук каблуков по мрамору – дополнительный барабанящий звук к нашим с Броэмом несинхронным шагам. Женщина, за которой вился шлейф французских духов, неторопливо вошла в коридор через арку слева. Она была самоуверенна, элегантна, и, если я не ошибаюсь, ее раздражало наше присутствие.
Полагаю, это была миссис Броэм.
Она напоминала женскую версию своего сына. Стройная и изящная, с такими же выпуклыми темно-синими глазами и густыми шоколадно-каштановыми волосами, хотя сквозь них и пробивалась теплая седина. Предметы ее одежды, по идее, не должны были сочетаться между собой, но казалось, будто она сошла с обложки журнала уличной одежды Vogue. Она заправила накрахмаленную белую футболку в широкие брюки, сшитые из черного кожаного материала, а дополняли ее образ черные каблуки и черный плетеный браслет.
Броэм резко остановился, и я последовала его примеру. Мать окинула его равнодушным взглядом и прищурилась.
– Александр, твой отец опять будет работать допоздна, – сказала она Броэму, даже не взглянув на меня, – поэтому я пригласила подругу. Мы будем в отремонтированном крыле. Беспокоить только в случае чрезвычайной ситуации.