За закрытыми дверями - читать онлайн книгу. Автор: Майя Гельфанд cтр.№ 32

И сейчас он тоже решил играть роль серьезного, взрослого, занятого делом мужчины, для которого смерть престарелой родственницы – не более чем эпизод в его наполненной событиями жизни. Он настолько вжился в этот образ, что даже сам поверил.

Пока Леонид был занят организационными вопросами, а Гульнара поминально-столовыми, Леночка сидела без движения на мамином стуле, уставившись невидящим взглядом через окно в тот унылый пейзаж, который Мусечка уже никогда не увидит.

Раньше она гнала от себя мысли о том, что будет с ней, когда матери не станет. Это было невыносимо, хотя Мусечка в последние годы была уже совсем не та, что раньше, и даже часто раздражала Леночку своими замечаниями невпопад, своим глупым птичьим взглядом, своим дряхлым хрупким телом, почти потерявшим рабочую форму. И все же Леночка впервые поняла, что с этого момента она стала сиротой. Всю свою жизнь, за исключением нескольких лет ее злосчастного детства, провела она рядом с матерью, а теперь осталась одна.

Дождь за окном все усиливался. Какие-то чужие люди сновали по комнатам, грузная Наталья на сносях, с трудом волочащая свой живот, бестолково пыталась помочь и, как всегда, лишь мешала. Леонид, такой взрослый, такой красивый, сильный, умный, мужественный, вел себя как настоящий глава семейства. Кажется, и его полусестры-узбечки притащились на похороны. Зачем, спрашивается? Поглумиться над его горем? Впрочем, какая разница теперь…

* * *

Наталья должна была вот-вот родить. Это была выстраданная, вымоленная беременность. Вскоре после свадьбы случилась череда выкидышей – первый, второй, третий… Каждый раз, обнаруживая свое положение, она радовалась, надеялась, ожидала – вот оно, наконец она заслужит право быть настоящей женой и станет полноправной женщиной!

Но вновь и вновь просыпалась она в луже крови. Это было ужасно, больно, несправедливо. Наталья страдала, чувствуя себя ни на что не годной, недоженщиной. От мамы и бабушки сочувствия ждать не приходилось. Плюс непрекращающиеся смешки и перешептывания, сплетни и пересуды. Она чувствовала себя униженной, загнанной, обреченной. Такой одинокой, как никогда в жизни.

Наталье начали сниться кошмары. Ей чудилось, что ее преследуют, за ней гонятся, ее окружают недоброжелатели. Не раз Леониду приходилось успокаивать ее среди ночи, а однажды она в одном белье выскочила из дома, будто спасаясь от погони. Он до утра искал ее, пока не обнаружил в одном из соседних дворов, продрогшую и грязную. Она все чаще впадала в истерики, у нее случались вспышки ярости. Последней каплей стало, когда после одного из скандалов она побежала на кухню, схватила нож и пригрозила перерезать себе горло. Леночка завизжала, Мусечка в ужасе зажмурилась, а Леонид мужественно сумел уговорить ее успокоиться. После этого она упала ему на руки и зарыдала. Он увел ее в комнату и дождался, пока она уснет.

– Ее нужно лечить, – сказала Леночка.

И Наталью отправили на лечение. Два месяца провела она в психдиспансере, откуда вышла спокойной, чуть заторможенной, но в целом довольной и даже румяной. С собой дали горсть таблеток, которые велели употреблять ежедневно.

– Бросай ее, пока не поздно, – зудела Леночка над ухом. – Бросай ее. Зачем она тебе? Найдешь себе потом нормальную, здоровую.

И Леонид все больше склонялся к тому, что в словах матери есть резон, что Наталья ему не пара, никогда ею не была и вряд ли когда-нибудь станет. Что, учитывая ее нестабильное состояние, она может быть непредсказуема, даже опасна. И материны слова казались ему разумными. В конце концов, он имел право на ошибку! Пора бы уже признать это.

И в тот самый момент, когда он собрался было поговорить с женой, чтобы предложить ей разойтись мирно и без взаимных претензий, Наталья вновь объявила, что ждет ребенка. От нее не укрылся быстрый взгляд Леночки, полный злобы, который на этот раз был направлен не на невестку, а на собственного сына.

* * *

Под надрывное завывание похоронного оркестра вынесли гроб, присутствующие погрузились в автобус. Леночка сидела рядом с гробом Мусечки и смотрела в ее мертвое восковое лицо. На ухабах и рытвинах автобус подпрыгивал и с грохотом приземлялся, усопшая кивала в такт, шевелила руками и, казалось, оживала. Леночка каждый раз замирала от ужаса, но через мгновение все возвращалось на свои места: Мусечка – в открытый гроб, Леночка – в мрачную действительность.

«Я – следующая», – с грустью думала Леночка, скорее констатируя печальный факт, чем сокрушаясь от неизбежности смерти. Как это странно – быть всю жизнь ребенком и вот так, сразу, в один миг превратиться в старуху. А ведь она же еще и не жила совсем! У нее не было толком любви, кроме слюнявого, потного, эгоистичного Зингермана. Ни одного настоящего романа, о котором не стыдно было бы вспомнить. Не было даже молодости – ну какая она, молодость, когда с восемнадцати лет она нянчила Ленечку и, по сути, поставила на себе крест? Не было свадьбы, белого платья, даже фотографий ее в юности – и то не осталось. Было несколько, да и те затерялись куда-то. Могла бы уже пожить для себя, так теперь вот эта, деревня, появилась. Тьфу.

Воспоминание о Наталье снова всколыхнуло в душе у Леночки гнев. Никак не могла она принять, а уж тем более полюбить свою невестку. Никак, ну хоть ты тресни!

«Вот она, жизнь, – продолжала рассуждать Леночка, – молодость прошла, даже не задержавшись. А старость подкралась подло, исподтишка и обрушилась с равнодушной жестокостью». Она пыталась заплакать, но слезы не шли – было лишь сухое оцепенение.

«Только не быть обузой», – повторяла мать перед смертью. «Только не быть обузой…» Леночка понимала, что отныне будет молить Бога, в которого, разумеется, не верила, только об этом. И умереть быстро и безболезненно.

На очередном вираже автобус вновь подбросило, и Мусечка вновь шевельнулась. Леночка бросила взгляд на мертвую мать – она была ладная, гладкая, как кукла. Потом взгляд упал на свои руки, и ей вдруг показалось, что она не узнает их, как будто увидела впервые. И ни вой мотора, ни несмолкаемый говор чужих людей, ни собственный ужас не могли заставить ее оторвать взгляд от этих рук. Сморщенные, в пигментных пятнах, со вздувшимися венами… Старческие руки! Леночка поняла, что в этот миг она постарела окончательно и безвозвратно.

– Водка есть? – спросила она Леонида хрипло.

– Что? – Он не сразу сообразил.

– Водку дай.

– А, сейчас… Пойду спрошу.

У кого-то из сопровождавших, сидевших в автобусе, нашлась початая поллитра. Стакан оказался единственный – припасенный для Мусечки.

– Давай сюда, – твердо сказала Леночка, и Леонид, не смея противиться, протянул ей бутылку.

Леночка открыла, жадно припала к горлышку. Никогда в жизни не пила она водки, а сейчас ей было все равно. И даже хорошо. От одного лишь запаха ей на секунду стало дурно. Но она проглотила. Водка обожгла горло, и Леночка почувствовала, как внутри тело согревается, размягчается.

– Мама, веди себя прилично, – шепнул он ей.