Алиса кивнула и, сняв платье, повесила его рядом с жакетом Эмили. Взяла шаровары и рассмеялась:
— А это еще что? Что же мы, брюки носить станем? А я, кстати, и корсета носить не буду. Раз уж мы работаем, как мужики, то и дышать имеем право. — Она покосилась на Эмили. — Помоги расстегнуть.
Та повиновалась, чувствуя себя ужасно неловко, прикасаясь к чужому телу. Алиса ничего не заметила. Она содрала с себя корсет и помахала им, когда в комнату вошли другие.
— Посмотрите-ка, девки! Свобода! Снимайте эти штуки!
Девушки в ответ рассмеялись, а ирландка покачала головой.
— Не стану рисковать фигурой, — отказалась она. — У меня талия семнадцать дюймов,
[11] и я ее такой сохраню во что бы то ни стало.
— Как хочешь, милая, — согласилась Алиса. — Да только ты мне спасибо скажешь, когда наломаешься в поле.
— Думаете, работа будет тяжелой? — осторожно спросила молодая девушка — крошечная, худенькая, с испуганным кроличьим личиком.
— Не знаю, — сказала Алиса, — девчонкой я ездила в Кент убирать хмель, там было неплохо, весело. — Она протянула руку: — Кстати, я — Алиса, а это — Эмили.
— Руби, — представилась испуганная девушка. — Я первый раз уехала из дома и не знаю, справлюсь ли.
— И я, — сказала Дейзи. — Давайте присматривать друг за другом. Меня зовут Дейзи.
— Мод. — Крупная женщина протянула Дейзи мясистую ладонь.
— А я — Морин, — проговорила ирландка.
Снимая платье, Эмили отвернулась. Она стеснялась своей отделанной кружевами комбинации, потому что на остальных белье было поношенное. Снять ли корсет? Женщины без малейших колебаний его стягивали и радостно вопили, размахивая им в воздухе. Потом Эмили вспомнила, как ненавидела корсет в свои восемнадцать, когда мама начала на нем настаивать.
— Ты еще поблагодаришь меня за это, когда поймешь, что фигура у тебя осталась девичья, — говорила мама, хотя ее собственную фигуру назвать девичьей было никак нельзя.
Эмили потянулась к крючкам.
— Положись на меня, милочка, — сказала Алиса и мозолистыми пальцами в один миг все расстегнула.
Эмили застенчиво улыбнулась, но тоже взмахнула корсетом в воздухе. Шум привлек женщин из соседней комнаты.
— Что у вас тут происходит? — Одна из них сунула голову в дверь.
— А вот что! — крикнула Алиса. — Свобода! Не станем носить корсеты, раз уж делаем мужскую работу!
— Хорошая идея, — согласилась женщина. — Давайте, девочки.
Эмили надела шаровары, отрегулировала резинку на талии и застегнула жакет. Ткань была тяжелой и шершавой. Наверное, когда она наденет сапоги, ее вовсе пригнет к земле. Ей вдруг стало страшно. Что она натворила?
Все остальные тоже сняли корсеты и радостно кричали.
— Вы уверены, что это безопасно? — спросила Руби. — У нас внутренности не перемешаются?
— Милочка, Господь не творил корсетов, — ответила Алиса. — Женщины тысячи лет жили без них. Лично мне уже лучше.
Они еще не закончили переодеваться, когда раздался свист, и им пришлось бежать вниз, застегиваясь на ходу.
В комнате, куда их пригласили, стояли ряды стульев и висела большая школьная доска.
— Великолепно, — одобрила мисс Фостер-Блейк. — Теперь вы все выглядите как полагается. А теперь — к делу. Кто из вас состоял в герл-гайдах?
[12]
Поднялась пара рук.
— Хорошо. Ваши знания вам пригодятся. Я сама была капитаном отряда до войны. А кто из вас работал на земле?
Поднялась еще пара рук.
— И что вы делали?
Ширококостная женщина из их комнаты сказала:
— Мой отец работал на ферме, мисс. Летом мы помогали собирать урожай.
— Ты нам очень пригодишься. Мод, так?
— Да, мисс.
— Еще кто-нибудь?
Одна девушка собирала летом яблоки. Женщина постарше выращивала овощи в своем саду. Эмили все сильнее чувствовала, что ей здесь не место. Все здесь занимались физическим трудом, кроме нее и рыжеволосой ирландки. Оказалось, что Морин танцевала в театре на набережной Торки и собиралась стать настоящей актрисой.
— Если бы не чертов кайзер, я уже была бы в Лондоне, — сказала она. — А из-за него все театры закрыты. Но это все поможет мне остаться в форме.
Им выдали расписание. Подъем на рассвете и обучение доению. Завтрак — в восемь. Посадка и прополка до ланча. Час отдыха, потом заготовка сена и уход за животными — до шести. Ужин — в шесть тридцать и свободное время до девяти, когда наставала пора ложиться спать.
— Хреновая тюрьма, — бурчала Алиса за чаем. Она держалась рядом с Эмили. — Работаем, как каторжники.
— А зачем ты приехала? Могла бы остаться в Лондоне.
— Я хотела внести свой вклад в победу над чертовыми немцами. Отомстить за смерть Билла. И я прочитала в газете, что мы все будем голодать, если женщины не станут работать на земле. А еще я больше не могла позволить себе платить за квартиру. Не на вдовью пенсию. Ну и вот. Что я теряю? Как минимум нам тут платят и кормят нас. Ну а ты что, детка?
— Я хотела сделать хоть что-нибудь достойное, — призналась Эмили. — Дома я умирала от скуки. Но мои родители меня не отпускали. А потом мне исполнился двадцать один год, и они не смогли меня удержать. Я очень хотела стать медицинской сестрой, как моя подруга, но оказалось, что сестер много, а на полях работать некому. К тому же мой молодой человек лежит в госпитале в Плимуте. А это недалеко отсюда.
— Морячок?
— Нет, авиатор. Он горел вместе с аэропланом, чтобы не прыгать с парашютом в расположение врага.
— Черт. Так не всякий сможет. И что, когда он вылечится, то вернется в строй?
— Боюсь, что да, — призналась Эмили. — Я молюсь, чтобы война закончилась раньше, чем его отпустят из госпиталя.
— И тогда вы поженитесь?
Эмили помедлила. Выйдет ли она замуж за Робби, если он сделает ей предложение? Готова ли она уехать на другой конец света и жить за много миль от ближайших соседей?
— Посмотрим, — ответила она.
ГЛАВА IX
Ферма «Перри» под Тавистоком, Девон
18 июня 1918 года
Моя милая Кларисса!
По адресу ты должна понять, что я все-таки это сделала. Сбежала из своей позолоченной клетки! Правда, не так далеко, как ты. Оказалось, что в округе никому не нужны добровольцы-сиделки, и когда об этом зашла речь, я почувствовала, что не готова ехать в Лондон и учиться медицине. Пришлось признаться самой себе в том, что я просто боюсь и не уверена, что сумею вынести все то, что выдержала ты. И, честно говоря, я просто не хотела уезжать так далеко от Робби, который лежит в госпитале в Плимуте. Я все еще не смогла его навестить, потому что у нас не было выходного, но я написала ему все новости и надеюсь поехать к нему в воскресенье.