Тайная река - читать онлайн книгу. Автор: Кейт Гренвилл cтр.№ 82

После этого он время от времени видел дымок, но больше туда никогда не ходил.

• • •

Под вечер он всегда сидел на своем любимом месте на веранде с подзорной трубой в руках и любовался алыми и золотыми отблесками заката на утесах. Там ему сделали скамейку, не особо удобную – обыкновенную деревянную скамейку, но она его полностью устраивала. Девлин приносил ему на серебряном подносе мадеру и сигару. Он смотрел на тополя, которые раскачивал вечерний ветерок, на розы и сирень, в вечернем свете казавшиеся зеленее, чем днем. Вот его стена. Вот его жена в шелковом платье от Эрмитиджа, стоившем двадцать две гинеи, прогуливается по дорожкам. Он слышал мычание своего стада, ждавшего дойки, и крики работников, загонявших стадо в хлев. Чувствовал запах качественного навоза, доносившегося из конюшни позади дома. Сам-то он никогда верхом не ездил, но постарался, чтобы его дети научились сидеть в седле не хуже благородных.

Когда он оглядывал свое имение, то вполне мог вообразить, что все это находится где-то в Англии. Каменная кладка стены так сверкала в солнечном свете, что глазам больно делалось. Четырехугольная, недвижимая, она была подобна величавому аккорду, звучащему посреди этой взъерошенной земли. Ради этого он трудился. Ради этого лежал без сна, планируя и высчитывая, ради этого надрывал сердце греблей и тяжестями, и вот она, поднесенная ему, словно мадера, хорошая жизнь.

Но там, за стеной и за серебряным подносом, существовал совсем другой мир, в котором за ним, выжидая, наблюдали утесы. Над розами и всем таким прочим вздымался лес. Свист ветра в казуаринах, прямые стебли камышей и тростника, жесткое синее небо – оттого, что Уильям Торнхилл окружил стеной кусочек Нового Южного Уэльса, с ними ничего не сделалось.

Он смотрел, как Сэл вышла из сада, чтобы, как обычно, навестить тополя, теперь уже выросшие настолько, что их ветви смыкались у нее над головой. Она повернулась, чтобы посмотреть на драму света и тени, разыгрывавшуюся на утесах. Взглянула на него, и лицо ее смягчилось. Кожа ее в безжалостном свете потускнела, стали четче видны морщины, но улыбка осталась такой же, какой была на Темзе.

«Все высматриваешь?» – спросила она и присела рядом с ним на скамью. Он чувствовал своей ногой ее ногу, теплую, основательную, это всегда его успокаивало. Они молчали. Иногда ему казалось, что их тела способны разговаривать друг с другом даже тогда, когда сами они говорить не могли. Потом сказала: «Будешь продолжать вот так, Уилл, и дело кончится очками». Он не ответил. Он подумал, что она знает, что он высматривает, но хочет, чтобы он сказал вслух.

И вдруг она сказала: «Ты знаешь, Уилл, когда я была маленькой, я думала, что ты такой чудесный!»

Он чувствовал у себя на лице выдохи, сопровождавшие каждое произнесенное ею слово. Посмотрел на нее – она улыбалась хорошо знакомой улыбкой. «Почему, милая? Что ж во мне было такого чудесного?»

Она засмеялась: «Ты же так далеко плевался! Па, сказала я, Уильям Торнхилл умеет плеваться очень далеко!»

На всем белом свете об этом могла помнить только Сэл. Он засмеялся, пораженный, смех прокатился по веранде. «А я все еще владею этим искусством, Сэл! Просто здесь такая сушь, что человеку приходится держать всю слюну при себе».

Она встала, положила руку ему на плечо, задержалась на мгновение, а потом вошла в дом. Он услышал, как в гостиной разжигают камин. Немного погодя он тоже войдет, сядет в свое кресло и будет наслаждаться тем, как в комнате мерцает свет и отгоняет ночь.

• • •

Смотреть на переливы света на утесах – это как смотреть на море. Сколько бы ни жил рядом с ними, все равно их лик остается незнакомым, меняется каждую секунду. Он сквозь подзорную трубу изучал то место, где золотое и серое создавали особый узор. Он знал это сочетание скал и теней так же хорошо, как лицо жены. Но стоило ему глянуть в сторону, а затем снова попытаться найти то место, как свет падал уже по-другому, и оно куда-то исчезало. Подобно океану, утесы никогда не повторялись.

Отсюда трудно было оценить расстояние или размер – уступы на самом деле могли быть как маленькими ступенями, так и вздыматься на сотню футов, деревья казались молодыми побегами, уцепившимися за серо-золотые стены утесов. Без человеческих фигур все это было зыбким, как мираж.

Сквозь подзорную трубу видно было, что деревья, покрытые обрывками коры, растрескались. Скалы казались живыми существами, старыми, неповоротливыми, только что выбравшимися из моря, их серые морщинистые шкуры испещрены белыми лишаями, кое-где покрыты мехом. Разглядывая их в подзорную трубу, он хорошо познакомился с ними со всеми. Он видел, что глыбы у основания утеса были когда-то частями самого утеса, потому что в тех местах, откуда они отвалились, на краю плато, лес внезапно обрывался. Глыбы отваливались одна за другой и стремительно летели вниз.

Он никогда не видел, как они падают, только иногда слышал дыхание утеса и смотрел в подзорную трубу в надежде поймать момент. Как это происходит, как отваливается глыба – медленно, как падает подрубленное дерево? Или все случается резко, в одно мгновение, и только птицы взмывают с деревьев? Он сидел, прижав трубу, оперевшись локтями на спинку стула, пока все не начинало плыть перед глазами. И все равно ему никогда не удавалось уловить этот интимный акт – момент отрыва от утеса.

И была драма, повторявшаяся каждый день, но за которой он не уставал наблюдать – как тень горы за домом, его собственной горы, наползала на сад, и все, через что она проползла, становилось темно-серым. Подойдя к реке, тень замедляла наступление. Под конец он видел линию у основания утесов, а затем, через несколько минут, тень взмывала вверх и поглощала последние полосы льющегося света.

Иногда вершина утеса, там, где лес вдруг остановился, как отрезанный, казалась пустой сценой. Но если утес был сценой, тогда он был публикой. Он внимательно и последовательно рассматривал линию леса, водя трубой то туда, то сюда. Кое-кто из них еще мог жить там. Вполне возможно. Выживать, как они умеют, на коре и корешках, на опоссумах и ящерицах. Разжигая костры только по ночам. Они все еще могли быть там, в этом сложном, запутанном ландшафте, отвергавшем и побеждавшем белого человека, – и они готовы были ждать.

Он понимал, что если бы они хотели, чтобы их увидели, он их увидел бы.

Иногда ему действительно казалось, что там, на вершине утеса, он видел человека, глядящего вниз. Он вскакивал на ноги, бежал к краю веранды и всматривался, всматривался, пытаясь различить человека на фоне других вертикальных линий. Не отводил взгляда – он был уверен, что это человек, который смотрит на него, на его дом.

Он знал эту их способность сливаться с ландшафтом и просто быть. Он смотрел в ту сторону и напоминал себе, как они терпеливы, как они могут превращаться в часть леса. Говорил себе, что это человек, такой же темный, как ствол эвкалипта, человек стоит на авансцене и через все пространство, через воздух смотрит на него, глядящего на сцену. Он продолжал напряженно всматриваться в окуляр подзорной трубы, пока глаза не пересыхали.