Комната из листьев - читать онлайн книгу. Автор: Кейт Гренвилл cтр.№ 60

За цветником светились щели хижины, в которой жили Ханнафорд и пастух. Мной внезапно овладел порыв подобраться к ней по траве и, затаившись у стены, прильнуть глазом к одной щели.

С чего вдруг у меня возникло такое желание? Ни Ханнафорд, ни пастух были тут ни при чем. Просто любопытство – обратная сторона неведения. В свободе одиночества обретя себя, я захотела понаблюдать за чужой жизнью, за другими людьми, пока им казалось, что они скрыты от посторонних глаз. Всю свою жизнь я видела только внешние проявления. И себя показывала только с внешней стороны. Теперь же меня обуяла потребность проникнуть за оболочку. Какие они, люди, когда думают, что на них никто не смотрит? Что они собой представляют?

Я подкралась к хижине, судорожно думая, как я буду оправдываться, если меня обнаружат. Удастся ли мне убедительно изобразить из себя лунатика, глядящего пустым взглядом и что-то бормочущего, как леди Макбет? Однако леди Макбет, как бы крепко она ни спала на ходу, не подсматривала в щель, приподнявшись на цыпочки. И не стала бы надевать синий халат, чтобы спрятать под ним белую ночную сорочку. Нет, приникая глазом к щели, я не имела ни разумного объяснения, ни даже нелепой отговорки.

Поначалу в отблесках огня я не различала ничего. Потом заметила какое-то движение, услышала шепот, счастливый вздох. Я чуть сдвинулась в бок у щели, меняя направление взгляда, и увидела, что движение произвела голая нога, нога миссис Браун, и что она переплетена с рукой Уильяма Ханнафорда.

Я быстро отступила назад. Ну вот, посмотрела, подумала я про себя. Надо же! Я беззвучно хохотала, хотя что тут смешного? Сгибаясь в три погибели от безудержного веселья – или еще от чего-то, я бесшумно ступала по траве назад к дому. Конечно, я знала, что Ханнафорд и миссис Браун нашли друг друга. И, конечно, знала, что они должны были устроить, как им быть вместе. Это же проще простого. Захотелось побыть вдвоем, отослали пастуха ночевать к остальным работникам. Дальше этого я не задумывалась. Мне даже в голову не пришло, что я могу стать свидетельницей их близости. Я просто хотела, пользуясь временной свободой, удовлетворить свое любопытство.

Вернувшись в дом, я скользнула в постель и свернулась клубочком. Сердце постепенно успокаивалось. Я физически ощущала душевную боль, она извивалась и корчилась во мне, как раненая зверушка. Это было неизбежно. Ведь когда-то я тоже была там, где теперь находились те двое, телом и душой соединяясь с любимым человеком. Но это все в прошлом, в прошлом, в прошлом. Вряд ли мне когда-нибудь снова суждено испытать такое счастье.

Тем не менее, вспоминая ту ногу, ту руку, я улыбалась. Та радость всегда останется частью того, какой я была. Огонь, что опалил меня и мистера Доуза, передается от человека к человеку. Какое-то время он воспламенял Уильяма Доуза и Элизабет Макартур, теперь – Агнес Браун и Уильяма Ханнафорда. Это – дар, который не дается в вечное пользование; он переходит к другим.

Сжавшись в комочек, я кривила губы от боли и горькой радости. Эти два чувства были нераздельны. Леди Макбет подкралась к щели в стене хижины в поисках чего-то и, возможно, нашла это. Ей открылась истина: нужно наслаждаться теми удовольствиями, что предлагает жизнь. Вот я лежу одна – какое удовольствие! Гораздо лучше наслаждаться обществом своего подлинного «я», чем тонуть в одиночестве несчастливого брака.

Я никогда не знала, сколько ночей буду спать одна, ибо мистер Макартур всегда возвращался неожиданно.

«Ты только представь, – написала я как-то раз Брайди, когда он только что приехал домой, – сколь велика была моя радость оттого, что мистер Макартур вернулся». О, как же мне нравилось подбирать двусмысленные выражения. То мое тайное увлечение никогда мне не надоедало.

Возможно, в Сиднее мистер Макартур позволил себе побаловаться с какой-нибудь прелестной девицей. Но тогда я не хотела об этом знать. И сейчас не хочу.

Дела фермы беру на себя

Мы с мистером Макартуром ничего конкретного не обговаривали, но по мере того, как он постепенно устранялся от управления фермой, его обязанности брала на себя я. В сравнении со скромным хозяйством дедушки здешнее было гигантским предприятием, и на первых порах меня охватывал ужас оттого, сколько всего нужно понимать. Я не имела ни опыта, ни уверенности в собственных суждениях, плохо знала работников и не представляла, как завоевать у них авторитет.

Но я была не одна. Каждое утро ко мне приходил Ханнафорд, потом миссис Браун. Почтительно стоя возле стола, за которым я сидела, они рассказывали обо всем, что требовалось, а я, словно ученица, записывала за ними, составляя список дел: за чем присмотреть, на что выделить деньги, что запланировать, какие проблемы решить.

Миссис Браун и Уильяму Ханнафорду я никогда не говорила, что мне известен их секрет. Их личная жизнь меня не касалась. Но они знали, что я в курсе. И эта тайна крепче связывала нас троих, согревала своим теплом, как добрый друг.

Поначалу, вооружившись списками и расчетами, я приходила к мистеру Макартуру, чтобы спросить совета или получить одобрение, но он лишь бегло просматривал бумаги, не проявляя интереса, и я стала обращаться к нему все реже и реже. Время от времени, чтобы напомнить мужу, как это утомительно – управлять фермой, я притворялась, будто стою перед выбором. Он был вынужден слушать, пока я излагала ему нескончаемые подробности. Я видела, что он нервничает, ждет не дождется, когда я закончу. Дела фермы интересовали его не больше, чем семейство мотыльковых.

Жена фермера, какой я могла бы стать, причем столь прекрасно обученная дедушкой, на цыпочках выступила из-за спины супруги джентльмена. Время, проведенное с мистером Доузом, показало мне, что я люблю сложные задачи, люблю преодолевать трудности. Будучи хозяйкой фермы «Элизабет», я каждый день сталкивалась с раздражающими проблемами. Но каждая новая проблема напоминала о предыдущей, которая была благополучно разрешена. Проблемы, конечно, раздражали, но безделье было бы смерти подобно.

Тонкая шерсть

Мы с Ханнафордом больше не говорили друг другу ничего о том, чтобы пустить испанских баранов в отару овец скрещенных пород, и уж тем более не обсуждали это с мистером Макартуром. Мы это просто сделали. Ягнята, родившиеся в результате тех спариваний, подрастали, и стало заметно, что испанский баран передал своим отпрыскам тонкую шерсть, а овцы-кроссы – свою выносливость.

Мы и надеяться не смели на такое чудо.

– Должно быть, Господь чувствует нечто подобное, – заметила я Ханнафорду как-то вечером, когда мы вдвоем, прислонившись к ограждению, наблюдали за пушистыми ягнятами грубошерстных овец.

Однажды, в той другой жизни, я сказала что-то вроде этого о модели планетной системы. Воспоминание вызвало на губах улыбку.

– Да, пожалуй, – согласился Ханнафорд. – А мы могли бы помочь Господу – если будем все делать правильно – вывести целое стадо овец с прекрасной шерстью.

В его лице промелькнул страх. Наверно, он подумал, что слишком вольно обошелся с местоимением «мы», соединив в одном предложении каторжника Уильяма Ханнафорда и супругу Джона Макартура. Да и говорить столь небрежно о том, чтобы помочь Всевышнему, было тоже как-то грешно. Однако я ничего не имела против того, чтобы быть с ним «мы», и была согласна с тем, что плоды труда Господа не всегда совершенны и помощь Ему не повредит.