Комната из листьев - читать онлайн книгу. Автор: Кейт Гренвилл cтр.№ 12

Сухарик

Очень скоро мы уехали из Бриджрула, поскольку через несколько недель после свадьбы моя беременность стала очевидной.

Самочувствие мое тоже ухудшилось. Раньше я слышала, женщины рассказывали, что по утрам их тошнит, сама видела, как кожа миссис Кингдон обрела восковой оттенок, когда она вынашивала Элизабет, мою крестницу. Много раз по утрам, склонившись над раковиной, исходя холодным потом от тошноты, я лила слезы сожаления и раскаяния. В эти минуты я верила в реальность ада так, как никогда не верила в существование рая. Но и днем мне нередко нездоровилось, а по ночам не спалось: организм требовал пищи, но при мысли о еде меня мутило. Значит ли это, что и ребенок мой болен, умирает, как и я? Коварная насмешка судьбы. А ведь я столько розмарина проглотила!

Ребенка мне предстояло вынашивать еще четыре-пять месяцев – по моим меркам, целая вечность! Сами роды я вообще не представляла. Миссис Кингдон никогда не объясняла, чего ожидать. Видимо, считала, что еще успеет, расскажет, а мы не спрашивали, не торопились узнать. Конечно, мы слышали, что придется испытать боль, но какая она будет? Как при переломе ноги? Мы знали, что некоторые женщины при родах умирают, но как именно? Сразу или постепенно? И каким это чудесным образом целый ребенок пролезает через такое маленькое отверстие?

Энн, по ее словам, была старшей из одиннадцати детей. Это хорошо, подумала я, значит, она, в отличие от меня, знает, как ухаживать за новорожденными. Ее отец был поденщик, мой папа время от времени нанимал его. Читать Энн не умела, писать могла, но с большим трудом, только свое имя, и вообще была неуклюжей, неловкой девчонкой; для себя я сразу определила, что толку от нее будет мало.

Я надеялась, что она не станет сплетничать о нас. У нее было свое спальное место в помещении для слуг, тем не менее, она мало чего не знала о том, как живут и ладят между собой мистер и миссис Макартур. И о том, как они стали мужем и женой. Об этом, я уверена, знал весь Бриджрул. Поэтому я ходила с высоко поднятой головой, а с Энн обращалась, пожалуй, излишне холодно, строя из себя высокородную леди.

Но потом однажды она появилась с подпаленными с одного боку волосами и с лоснящимся покрасневшим ухом.

– Энн, что случилось? Что ты с собой сотворила? – удивилась я.

– Мэм, мне в ухо мошка залетела, – ответила она. – И ползает там, с ума меня сводит. Я и поднесла к уху свечу, думала, мошка вылетит на свет, понимаете?

Кусая губу, Энн искоса взглянула на меня. Наверно, боялась, что я ее отругаю. А я, представив, как она с серьезным видом подносит к уху свечу, расхохоталась, впервые за много недель.

– Ой, какая же ты смышленая глупышка.

Я дала ей мазь для уха и вознесла хвалу миссис Кингдон за то, что она нашла для меня такую девушку – с виду бестолковую и неказистую, но не лишенную оригинальной смекалки.

Я жила не так уж далеко от Бриджрула и от Брайди, но уже когда новобрачные мистер и миссис Макартур отъезжали от церкви в позаимствованном кабриолете, я понимала, что между мной и тем миром опускается заслонка. Мы с Брайди время от времени переписывались, однако нам обеим приходилось быть сдержанными в выражениях, поскольку наши письма, мы знали, мог прочесть любой из домочадцев священника. О, как же мне недоставало наших ночных бесед, которые мы вели шепотом на той высокой кровати! На бумаге наша дружба сводилась, с моей стороны, к описаниям жизни в казарме, с ее – к нейтральным известиям о наших общих знакомых.

В гарнизоне Холсуорси служил некий капитан Спенсер. В казармах ему выделили довольно просторную квартиру, в которой его супруга имела возможность принимать двух-трех подруг, приходивших к ней на чай. Эти дамы и составляли общество, в котором я вращалась. Миссис Спенсер была симпатичная миниатюрная женщина, разве что худая и все время тряслась, словно гончая. Создавалось впечатление, что ее муж – настолько тучный мужчина, что при ходьбе он был вынужден опираться на пятки, задирая носки, дабы не завалиться вперед под тяжестью живота, – высосал из нее все соки. Миссис Спенсер водила дружбу с миссис Бортвик, супругой капитана Бортвика. Та, уверенная в себе, не лишенная привлекательности женщина, годами была постарше и имела привычку улыбаться уголками рта, изображая полное довольство жизнью, под оптимизмом скрывая, я знала, свои истинные чувства.

Но настоящими подругами они мне не стали. Просто приятельницы, с которыми иногда отрадно почаевничать. Гарнизон – не деревня. Здесь невозможны глубокие привязанности, любые отношения носят временный характер, не имея ни прошлого, ни будущего. Однако эти дамы по-доброму отнеслись ко мне, неопытной девице. От утренней тошноты помогают сухари, советовали они. Сухари и очень сладкий чай. Я грызла сухари, пила чай. Тошнота не проходила, легче мне не становилось, но меня утешало, что есть на свете люди, которым я небезразлична, которые пытаются мне помочь.

Ласковые слова

Чего не скажешь о мистере Макартуре. Я слышала, как он хвастался перед товарищами своей женой: она у него такая умная, пишет замечательно, красивым слогом, читала сэра Томаса Брауна ^[7] и Ливия ^[8] – в переводе, разумеется. Но для меня самой душевных слов он не находил, я не видела от него сердечного отношения. Он больше не прижимал руку к груди, не смешил меня, передразнивая кого-нибудь, как в пору ухаживания. Все это осталось в прошлом. Эти ужимки сыграли свою роль, теперь они не были нужны.

О, он был любезен, никогда не кричал на меня и уж тем более не бил. Я понимала, что хотя бы за это должна благодарить Господа. Его учтивость носила машинальный характер. Если я обращалась к нему, он меня выслушивал, но без интереса, словно какую-то незнакомку, которую ему незачем узнавать поближе. Что-то говорил в ответ, но небрежно, бесстрастно. Он не относился ко мне с неприязнью, не упрекал в том, что из-за меня мы оказались в столь дурацком положении. Он просто не воспринимал меня как личность.

А я предпочла бы, чтобы он повысил голос, поднял на меня руку? Разумеется, нет. Но прежде я даже представить не могла, что можно чувствовать себя столь одинокой, живя с кем-то в одной комнатушке площадью в несколько квадратных ярдов.

Я жаждала его ласки, согласна была даже на грубость, лишь бы это сблизило нас. С самого начала я поклялась себе никогда ничего у него не просить. Не хотела унижать себя жалостью. Хотя, бледная, худая, несчастная женщина, только жалость я и вызывала. Но какой смысл просить, если то, что тебе нужно, дают под принуждением?

И все же как-то утром я не сдержалась.

– Мистер Макартур, – обратилась я к мужу, – неужели у вас никогда слова ласкового для меня не найдется?