Бритт-Мари взглянула на Рюбэка с Крооком: она искала их поддержки. Она жаждала убедиться, что не сошла с ума и этот разговор происходит на самом деле. В наши дни, когда и женщинам стало позволительно развлекаться, не подвергая себя риску быть причисленными к касте гулящих. Однако слезящиеся глаза Кроока высматривали что-то далёкое за окном, у самого горизонта, а Рюбэк, напряжённо наморщив лоб, внимательно разглядывал половицы.
— Нужно опросить персонал «Гран-Палас», — обращаясь к Крооку, сказал Фагерберг. — Возможно, они смогут вспомнить, посещали потерпевшие заведение в актуальные даты или нет.
Кроок кивнул.
В дверь снова постучали.
— Да! — с нескрываемым раздражением рявкнул Фагерберг.
В дверь заглянула зови-меня-Алисой. Улыбка исчезла с её лица, и она выглядела слегка смущённой.
— Прошу меня простить. Пришла фру Удин, свекровь Бритт-Мари. Она хочет поговорить со всеми вами.
13
Запах свежевыглаженного льна проник в кабинет вместе с Май. Когда свекровь уверенной походкой вошла внутрь, раздался шорох накрахмаленной ткани. Это была походка человека, уверенного в собственной правоте, в отличие от Бритт-Мари, шаги которой всегда были немного извиняющимися. Сквозь стеклянное окошко в стене Бритт-Мари разглядела мирно спящего в коляске Эрика, накрытого лоскутным одеяльцем.
Май не изобразила и намёка на улыбку, приветствуя коллег Бритт-Мари.
— Фру Удин, у нас здесь проходит рабочее совещание… — заговорил Фагерберг.
— Да, предполагаю, что перерыв на кофе у вас не предусмотрен, — перебила его Май голосом, в котором явственно зазвучал металл. — Мне никогда не пришло бы в голову явиться сюда, не будь это действительно важно.
Фагерберг словно сдулся. Это было едва заметно, но от внимания Бритт-Мари не ускользнуло, и она искренне обрадовалась этой маленькой победе. Видеть то, как женщина — пусть даже это была одна из самых грозных женщин в Стокгольме — смогла поставить на место Каменнолицего, было весьма утешительно.
— Слушаю, — выдохнул Фагерберг.
— Я прочла в газете об убийстве, которое произошло поблизости от Берлинпаркен, — начала Май. — Известно ли вам о том, что в районе Клара в 1944 году было совершено практически идентичное преступление? И что совершил его некто, прозванный Болотным Убийцей?
Им это, конечно же, было известно. Но тем не менее, Фагерберг предложил Май сесть.
Рюбэк без промедления уступил ей своё место. Май аккуратно присела на край стула и, не поблагодарив Рюбэка, начала рассказ о событиях февраля 1944 года на Норра Смедьегатан. Она рассказала о прибитой гвоздями к полу женщине, а также о полицейской сестре, которая встретила свою смерть в грязном подъезде.
— А она, как вам, конечно, уже известно, была никем иной, как Элси Свеннс, — подытожила Май, кивая в сторону Бритт-Мари.
Фагерберг наморщил лоб, но, к облегчению Бритт-Мари, вопросов задавать не стал. Возможно, рассказ его не заинтересовал, а может быть, его просто немного пугала Май.
— Фру Удин, — заговорил он, потирая свой ястребиный нос. — Нам хорошо известны подробности этой истории. Убийца, Карл Карлссон, был схвачен через короткое время и позже осуждён за своё преступление. Впоследствии он скончался в тюрьме.
Май кисло улыбнулась.
— В таком случае, вам также должно быть известно и то, что Карл Карлссон был невиновен.
— Что?
Май открыла сумочку, которую держала на коленях, и вынула оттуда фотокопию газетной статьи, которую затем протянула Фагербергу.
— «Афтонбладет», тысяча девятьсот пятидесятый год, — пояснила она.
[18]
Бритт-Мари прочла заголовок.
Начальник полицейского управления предостерегает: по делу Болотного Убийцы осужден невиновный.
— Карл Карлссон дал показания, в соответствии с которыми в день убийства он гостил у своей сестры в Умео, — пояснила Май. — Однако никто ему не поверил. А полиция в Умео, которой было поручено проверить алиби, не нашла никаких свидетелей его пребывания там, помимо сестры. Правосудие им не поверило, и Карл Карлссон был осуждён. Но несколько лет спустя обнаружилась фотография, на которой запечатлены сидящие в кафе в Умео Карлссон и его сестра. Как видите, он читает газету. Если внимательно изучить фотографию, можно различить заголовки и по ним определить дату. Таким образом подтверждается, что Карл Карлссон в день убийства действительно находился в Умео.
На лбу Фагерберга пролегла глубокая вертикальная складка.
— Но обо всём этом вам, вероятно, хорошо известно, — заключила Май.
Повисла тишина. Присутствующие были удивлены, обескуражены и в некоторой степени смущены.
Чтобы выйти из затянувшегося неудобного положения, Фагерберг отослал коллег по делам: Кроок был отправлен в Государственный полицейский архив на поиски информации о Болотном Убийце, а Рюбэку было поручено разыскать другие публикации на эту тему, а также лично побеседовать с констеблями, которые занимались расследованием убийства в сороковые годы.
Май встала и расправила подол. Серебристые локоны глянцево переливались в свете потолочных ламп.
— Связь между Элси и Бритт-Мари — просто необычайное совпадение, — добавила Май, слегка наклонив голову на бок.
— Совпадение? — переспросил Фагерберг.
— Ну да, ведь именно биологическая мать Бритт-Мари обнаружила жертву в 1944 году. И именно она погибла там.
«Нет», — отчаянно запротестовала про себя Бритт-Мари. «Нет! Зачем она это рассказывает?»
— Биологическая мать? — врастяжку произнёс Фагерберг, уставившись на Бритт-Мари.
— Да, — невозмутимо продолжала Май. — Вы не знали? Мать Бритт-Мари, Элси, жила одна и работала полицейской сестрой. Она не могла заботиться о Бритт-Мари, и отдала её на воспитание в приёмную семью.
Бритт-Мари в который раз ощутила, как кровь приливает к щекам, и поспешно встала со своего места.
— Спасибо, Май, — сказала она, глядя на Эрика, который всё еще мирно спал в коляске за дверью кабинета Фагерберга.
Май коротко кивнула, забрала коляску и с тем же достоинством, с каким вошла в него, покинула полицейский участок, шурша юбками.
Вечером по дороге домой Бритт-Мари терзали мысли о прошедшем дне. Она не могла перестать думать о неловкой ситуации, в которой их с Рюбэком застал Фагерберг, и о том, что теперь всем стало известно, кем была её мать, а ещё о предшествующей появлению Май дискуссии. Бритт-Мари отказывалась верить, что жертвы оставляли своих детей в одиночестве ради посещения «Гран-Палас». И ещё меньше верилось ей в то, что они добровольно водили к себе незнакомцев. Бритт-Мари не могла забыть разбитого лица и забинтованных рук Ивонн Биллинг. Ей всё ещё слышался слабый голос Ивонн, а перед глазами стояло выражение её лица — на нём было написано отчаяние.