Ватерлоо. История битвы, определившей судьбу Европы - читать онлайн книгу. Автор: Бернард Корнуэлл cтр.№ 71

Более убедительный аргумент был выдвинут преподобным Уильямом Ликом, когда в 1866 году он опубликовал свою книгу «История полка лорда Ситона (52-го полка легкой пехоты) в битве при Ватерлоо» (Leeke W. The History of Lord Seaton’s Regiment (The 52nd Light Infantry) at the Battle of Waterloo). Предисловие этой книги начинается со слов: «Становится все более и более широко известно о той несправедливости, которая произошла в отношении лорда Ситона и 52-го полка легкой пехоты». Лорд Ситон – это сэр Джон Колборн, получивший титул в 1839 году за успешную службу вице-губернатором Верхней Канады. Лик сетует, что Колборну и 52-му полку не воздаются почести за победу над Императорской гвардией. Аннотация книги, напечатанная жирным шрифтом на титульном листе, гласит:

Лик утверждал, что 52-й «выдвинулся за пределы британской позиции на 300 или 400 ярдов»:

Лик был убежденным христианином, весьма натренированным в соблюдении дня воскресного. Этому обычаю он следовал много лет, что послужило причиной скандала, что британская армия якобы «принуждается» к соблюдению «идолопоклоннических церемоний Римско-католической и Греческой церквей». Однако это «принуждение» было несущественным, временным и не оказало никакого эффекта на участие Великобритании в Крымской войне. Похоже, преподобный Лик мог быть весьма убедителен, и его книга получила значительный резонанс.

Без сомнения, сэр Джон Колборн действовал при Ватерлоо храбро и с толком. По собственной инициативе он вывел 52-й из линии обороны, расположил его с фланга у 4-го стрелкового полка Императорской гвардии и обрушил на его ряды смертоносный огонь. Другой вопрос в том, достигла ли эта последняя атака Императорской гвардии вершины гребня? Патрик Кэмпбелл, офицер 52-го, прошедший самые суровые битвы Пиренейской кампании, писал, что французская гвардия «отступает и расстроена», рассказывая, как 52-й совершал свою фланговую атаку. Это наводит на мысль, что британская гвардия уже начала громить врага, а 52-й лишь дополнил этот разгром. Затем, что еще усложняет дело, капитан Джон Кросс – еще один опытный боец 52-го – вспоминал, что именно огонь батальона Колборна остановил французскую колонну: «В тот же миг, когда французские колонны почувствовали на себе огонь застрельщиков 52-го, они остановились, проявляя некоторое замешательство, и открыли плотный огонь по 52-му». Британские гвардейцы, – утверждал Кросс, – стояли твердо и не стреляли. А это может указывать на то, что французский батальон не подошел к британской гвардии на расстояние мушкетного выстрела. По этой причине, если Кросс и Лик правы, то 52-й все-таки выиграл в последнем бою с Императорской гвардией. Однако Лик определенно неправ, утверждая, что Колборн проделал это в одиночку, потому что британские гвардейцы уже выдержали атаку и посильней, как и голландцы и британцы вдоль всего гребня.

Возможно, Лику даже вовсе и не рассказали об этих предшествующих атаках. Было слишком много дыма, шума и путаницы, чтобы Лику – 17-летнему новичку, несущему одно из полковых знамен в центре линии 52-го, знать, что творится выше по склону, за левым флангом батальона, или что там произошло восточнее, вдоль по склону. Батальон был построен в две линии, полуротами, по десять шагов между ними, а Лик почти наверняка находился в задней из этих линий, где полковое знамя лучше всего защищено. Если это так, его обзор был ограничен еще сильнее. И 52-й полк не победил две колонны, как утверждал Лик. 52-й атаковал последний батальон гвардии, но остальные четыре батальона уже были сброшены со склона. А 10 000 человек? Конечно, среди ужасов сражения, где погибло так много людей Колборна, могло показаться и такое, но французских гвардейцев было куда меньше, чем 10 000.

В своем рассказе сэр Джон Колборн воздает должное британской гвардии и «проведению генеральной атаки с флага силами бригады сэра Ф. Эдама и дивизии сэра Генри Клинтона». Все это нисколько не умаляет инициативы и достижений сэра Джона Колборна. Он был невероятно отважен, но Лик и некоторые офицеры решили, что с ними дурно обошлись, потому что заслуги полка не были отмечены в депеше Веллингтона. Их можно понять. Герцог упомянул британскую гвардию, сказав, что они «послужили примером, которому последовали все». Это раззадорило Лика, который считал, что его батальон заслужил такой же похвалы. Выжившие из других полков, возможно, чувствовали то же самое. 92-й, сражавшийся против сильно превосходящего противника штыками, остановил одну из колонн д’Эрлона и отбросил ее назад. 27-й удерживал наиболее уязвимый участок линии Веллингтона, и его бойцы сложили там свои головы, почти все до единого. Все они внесли свой вклад в победу. Когда позже герцога спросили, о чем он больше всего в жизни жалеет, он ответил, что должен был больше хвалить. Это определенно касалось жалобы Лика. Он огорчился, оттого что в депеше Веллингтона все лавры победителей достались гвардии, и написал целую книгу опровержений. Однако 52-й полк не в одиночку вызвал коллапс французской армии, во всяком случае, не больше, чем это сделала британская гвардия.

Но самые жестокие противоречия возникли между школой Гнейзенау и школой Веллингтона. Каким-то образом предвзятое неприязненное отношение Гнейзенау к герцогу дожило до наших дней. В целом герцога обвиняют в том, что он не воздал должное пруссакам и присвоил победу себе, но есть и более конкретные обвинения. Утверждается, что он невольно подвел своих союзников перед битвами при Катр-Бра и Линьи, что не выполнил обещание прислать подкрепление Блюхеру под Линьи, а когда военная кампания закончилась, всю жизнь пользовался славой победителя, не считаясь с возражением, что именно прусская армия спасла положение.

Наиболее серьезно первое из обвинений. Оно гласит, что Веллингтон знал о концентрации французских войск гораздо раньше, чем 15 июня, накануне боев за Линьи и Катр-Бра, но из низких соображений до самого вечера делал вид, что не знает. Если этому верить, то нужно поверить также и тому, что прусский офицер, принесший эти новости Веллингтону, никому больше в Брюсселе не рассказал о готовившемся французском нападении. Тогда нужно еще и задаться вопросом, какая выгода для Веллингтона в том, чтобы скрыть новости? Обычно отвечают: чтобы подставить под нападение Блюхера, а британской армии дать возможность уйти. Это бессмыслица. Если герцог так боялся столкновения с французами, то почему же не начал отступление, как только услышал известия? Отвечать на этот вопрос – значит отдавать себе отчет в его глупости. А если бы Блюхер потерпел поражение, что выиграл бы Веллингтон? Вся эта кампания предполагала военный союз, основанный на понимании, что ни Блюхер, ни Веллингтон в одиночку разбить императора не могут, поэтому они и должны объединить усилия. Подставляя Блюхера под удар, Веллингтон обрекал на поражение и себя. Блюхер потерпел поражение, но кампания лишь чудом не сорвалась, потому что армию Блюхера не истребили. Прусская армия сохранилась и смогла сразиться еще раз. Победить удалось потому, что Блюхер принял смелое решение отступать в Вавр, а не в Льеж, а сделать это он мог, только твердо убедившись, что Веллингтон готов к бою и что отчаянно держит оборону гребня в Мон-Сен-Жане, что Веллингтон мог, в свою очередь, осуществить, только твердо убедившись, что Блюхер придет к нему на помощь. Проще говоря, кампания увенчалась успехом, потому что Блюхер и Веллингтон доверяли друг другу, и полагать, что Веллингтон стал бы рисковать этим доверием и плутовать с союзником, – значит идти против здравого смысла и всего, что нам известно о характере Веллингтона.