Заря застала солдат обеих армий замерзшими, промокшими и окоченевшими. «Если я выгляжу вполовину так же плохо, как ты, – сказал капитан Уильям Вернер из 7-го гусарского своему товарищу-офицеру, – то вид у меня очень жалкий». Сержант Дункан Робертсон из 92-го батальона вспоминал: «Никогда в своей жизни я так не замерзал». Однако он немного оживился, когда батальону выдали джин. Помощник хирурга Хэдди из 1-го лейб-гвардейского рассказывал:
Все были покрыты грязью… С безмерным трудом люди могли развести огонь, приготовить какой-нибудь завтрак, очистить руки и просушить снаряжение. Несколько часов прошли спокойно, погода улучшилась, а потом и солнце показалось… В основном мы молча ждали.
А вот что вспоминал помощник хирурга Уильям Гилби из 15-го гусарского:
Нам приказали взбодриться и приготовиться к бою. Так мы и поступили – в потемках, слякоти и неудобствах, но после ночи под проливным дождем, по самые бедра в грязной воде, с торчащими отовсюду соломинами, человек после побудки выглядит по-дурацки. Самообладание наших офицеров смотрелось почти нелепо, когда, раскуривая сигары и время от времени содрогаясь от холода, мы обступили костер караула, дававший больше дыма, нежели тепла. Утомительное это дело – ждать приказов. Нам не терпелось куда-нибудь двинуться, хотя бы только для того, чтобы разогнать кровь, потому что продрогли все – и люди, и кони.
Герцог Веллингтон покинул свой штаб в шесть утра и направился поближе к гребню Мон-Сен-Жан, задержавшись по пути, чтоб разжиться кружечкой чая у стрелка Кинкейда. Добравшись до гребня, он поскакал вдоль него, проверяя позиции. Веллингтон приказал пробить больше бойниц в мощной внешней стене Угумона. Мюффлинга, прусского связного офицера, обеспокоило, что герцог разместил так мало людей в большом шато, с его просторным садом, парком и хозяйственными постройками. «Ах, вы просто не знаете Макдонелла, – ответил герцог. – Я бросил туда Макдонелла». 34-летний подполковник Джеймс Макдонелл был шотландцем, переведенным в Колдстримский гвардейский полк в 1811 году. В воскресенье ему предстояло защищать Угумон вместе с 1500 гвардейцев и 600 германо-голландскими союзниками.
И вдоль по всему гребню люди пытались высушить форму и снаряжение. Солдаты перекусывали тем немногим, что удалось достать. Некоторым счастливчикам повезло найти картофельные грядки и раскопать их. Люди чистили мушкеты, люди ждали.
И ждали.
А французской атаки все не было.
Наполеон принял решение. Его артиллеристы заявили, что поле слишком мокрое для пушек. Большая пушка после каждого выстрела с отдачи закапывается в грязь. Потом приходится прилагать изрядные усилия, чтобы вытащить пушку из трясины и заново навести на цель. По этой причине император решил подождать 2–3 часа, чтобы дать полю подсохнуть. На уничтожение армии Веллингтона времени хватало. Маршал Сульт, начальник штаба императора, полагал, что лучше атаковать сразу, пока не подошли пруссаки, но Наполеон эту идею не принял. Пруссаки уже разбиты, разве не так? Они не успеют собраться, чтобы вовремя прийти на выручку Веллингтону, и потом, разве маршал Груши ими не занимается?
Пока сохла земля, император не терял времени зря. Он понимал психологию людей и умышленно держал в страхе армию, ждущую его на севере. Лучше всего об этом поведал один из людей Веллингтона, капрал Королевских шотландцев Грея. Джон Диксон стоял в карауле на вершине гребня, сразу за огороженной кустами дорогой, проходившей вдоль гребня, в нескольких метрах от полка, стоявшего на обратном склоне. Капрал любовался прекрасным построением французов.
Уже рассвело, и яркие солнечные лучи тут и там пробивались сквозь рваные облака. Я стоял за редким кустарником и низкими буковыми деревьями, которыми была обсажена с обеих сторон размокшая дорога. Было видно, как огромными массами собирается французская армия. От места, где я стоял, до них была всего миля, но расстояние казалось больше, потому что низины еще заполнял туман. Были различимы огромные пехотные колонны и эскадрон за эскадроном: кирасиры, красные драгуны, коричневые гусары и зеленые уланы с флажками в форме ласточкиного хвоста на пиках. Самое грандиозное зрелище являл собою кирасирский полк, на полном скаку несущийся с холма напротив, и солнце играло на их стальных нагрудниках. Это зрелище завораживало… Тот, кто видел подобное, никогда уже не забудет.
Внезапно по вражеским рядам прокатилась барабанная дробь, ветер донес музыку оркестров от сотни батальонов… Затем каждый полк пришел в движение. Они занимали боевую позицию.
Французы пытались запугать британо-голландскую армию. До некоторой степени это удалось. Очевидцы отмечают, что молодые солдаты бледнели и тряслись, глядя на сомкнутые ряды славной французской армии, которая шла как на парад под вспыхивающим и блекнущим светом солнца. Однако другие, ветераны Пиренейской войны, выглядели как обычно.
И ожидание продолжалось. Девять часов, десять часов. Обе армии стояли в полном вооружении, играли оркестры, никто не двигался. Наполеон еще ждал, пока высохнет земля, хотя и позаботился отослать новые приказы маршалу Груши. Эти приказы были составлены маршалом Сультом, они сводились к тому, чтобы удостовериться, что у Блюхера не осталось ни шанса вмешаться в сегодняшнее великое сражение. Этот документ был помечен: «Перед фермой Кайю, 18 июня, 10 часов утра». Похоже, Груши все еще не знал точно, где находится прусская армия, потому что Сульт был вынужден ему сказать, что поступили донесения о выдвижении по крайней мере части армии Блюхера по направлению к Вавру.
Император велит мне сообщить вам, что сейчас Его Величество собирается атаковать английскую армию, занявшую позиции при Ватерлоо… Поскольку Его Величество желает, чтобы вы направились в Вавр, держите нас в курсе действий, наладьте связь, прежде чем вклинитесь перед той частью прусской армии, которая следует в данном направлении и, возможно, остановилась в Вавре, куда Вы и должны прибыть настолько быстро, насколько возможно. Вам надлежит преследовать вражескую колонну силами правого фланга, используя легкие войска, чтобы следить за ее продвижением и подбирать отставших. Незамедлительно информируйте меня о вашем расположении и продвижении, а также сообщайте новости касательно неприятеля и не забывайте поддерживать связь. Император желает получить от вас новости в самом скором времени.
Приводим приказ обширной цитатой, чтобы проиллюстрировать, до какой степени он бессодержателен. Груши не стал просить разъяснений, а просто отдал короткий приказ идти в Вавр. Видимо, Наполеон хотел, чтобы Груши расположил свою армию между Блюхером и полем Ватерлоо. При таком раскладе Груши оказался бы поблизости от Наполеона, и фраза «перед той частью прусской армии, которая следует в данном направлении» теряет смысл, поскольку тогда Груши пригнал бы эту часть прусской армии как раз к Веллингтону. Если Блюхер выдвинулся к Вавру, то преследовать его колонну с правого фланга нет никакого смысла, потому что Груши окажется тогда с востока от них, между Блюхером и Наполеоном. Однако при этом Груши приказали как можно скорее идти в Вавр. Если идти прямо на Вавр (а именно это Груши и сделал), прусские войска окажутся не с правого фланга, а впереди, а потом все левее. Между Вавром и Мон-Сен-Жаном лежал обрывистый овраг, по которому текла речка Лан. У этой преграды 33 000 человек Груши и 96 его пушек могли на долгие часы задержать армию, в десять раз большую, но, скорее всего, французы не знали про этот овраг, раз не попросили Груши занять его оборону. Вместо этого пожелали, чтобы он прямиком шел в Вавр, куда нужно попасть как можно скорее, да еще и гнать перед собою врагов, держа врага по правому флангу, при этом находясь поблизости от Наполеона. Ну и как все это выполнить одновременно? Груши, который находился уже в нескольких километрах к востоку от Наполеона, решил, что его задача – идти прямо на север, в Вавр. Так он и сделал, а значит, сельские дороги и глубокая долина реки Лан между Вавром и Мон-Сен-Жаном остались незащищенными.