Послюнявив палец, Миша определил направление ветра и показал в противоположную сторону:
– Сперва нам туда.
Саркел изменился в лице:
– Там гиблые земли, князь! Солончаки. Там нет людей, никто не кочует. Нехорошее, злое место!
– Как раз такое и нужно. Орда твоя от него далеко?
– Три перестрела.
– Километра два, значит… То, что доктор прописал!
– Ой, господин сотник, – честно признался Ермил. – Иногда ты так говоришь, что я ничего и не понимаю.
Мальчишка тоже принарядился: сапожки, яркая рубаха с богатым оплечьем, плащ… Остальные же выглядели как всегда – просто. Так остальным-то с половецкими князьями и не встречаться!
Именно так именовали половецких правителей – князья, а не ханы. И русские так говорили, и сами кочевники тоже.
Стелилась под ногами горячая степь. Разгораясь, вставало солнце. Шли недолго, где-то около часа…
– Солончаки! – Саркел указал на белесую пустошь, обрамленную чахлыми колючими кустами.
– Располагаемся за кустами, – приказал сотник. – Шевелитесь, парни… Старший – Велебуд!
– Есть, господин сотник!
Парень приосанился, пригладил светлые кудри. Серьезный, дотошный… спуску никому не даст.
– Следите за пленным… И слушайте во все уши! А мы, пожалуй, пойдем.
– А куда идем, господин сотник?
– Ох, Ермиле… Куда глаза глядят! – Миша неожиданно расхохотался – на кураже! А как же, без куража такие рисковые дела не делаются.
Пошли. Прямо по высокой траве, потом – по степной примятой дороге. Михайла что-то насвистывал на ходу: то ли «Гром победы раздавайся», то ли песню про Щорса. Что в голове крутилось…
Вдруг откуда ни возьмись впереди показались всадники. Словно бы возникли из воздуха. С десяток, на низкорослых степных коньках… Вмиг доскакали, окружили… Треугольные меховые шапки, кожаные одежки, остроносые сапоги. Половцы! Пастухи.
Один из всадников осадил коня прямо перед путниками и что-то грозно спросил…
– Спрашивает: кто мы какие и куда идем? – быстро перевел Ермил. – Ох, господине! Кабы мы в простой одежке шли – ничего бы и не спросили бы. Сразу на аркан!
– Вот и я о том… – Михайло хмыкнул и напустил на себя самый деловой и важный вид, на какой только был способен. Вскинул голову:
– Скажи, я – Михаил-сотник, доверенное лицо переяславского князя Вячеслава Владимировича! Имею важное дело к их князю Васильку. Прибыл о шестнадцати ладьях.
Отрок добросовестно перевел. Кочевники – было видно – озадачились, не знали, что и думать. Так и было отчего! Какие-то незнакомые люди, в богатой одежде, идут по степи с важным видом… да еще дело у них какое-то к князю! Ясно – люди не бедные. Не простые… А вот ограбить их как? Может, они не одни тут… И, если дело важное – Василько-князь не простит, вмиг велит перебить позвоночник.
Половцы посовещались. Тот, что держался за главного – смуглолицый, с усами и небольшою бородкой, – изобразил на лице подобие улыбки.
– Просит следовать за ними. Они проводят нас к своему князю. Предлагают лошадей…
– Спроси: далеко?
– Говорят, не очень.
– И так дойдем, – презрительно отмахнулся Миша. – Шагай, Ермиле… Песню запе-евай!
Шел отряд по берегу,
Шел издалека,
Шел под красным знаменем
Командир полка!
А-а-а, командир полка-а-а!
Так вот они к половецкому кочевью и подошли. С песней и почти строевым шагом. Тут уж все кочевье поглядеть сбежалось. Не такое уж и большое, и… весьма своеобразное. С десяток телег-кибиток, запряженных медлительными быками. И еще один – шатер! Богатый, с вышивкой, и повозка – о шести колесах, шириной метров пять и длиной – где-то восемь-десять. Междугородний автобус, какой-нибудь «Неоплан», а не повозка! По-всему, именно там и находился князь…
Да, все повозки неторопливо двигались, катили…
Половцы что-то доложили… вознице «Неоплана»… Бог ты мой! Возницей-то оказалась женщина. Молодая, на вид лет шестнадцать-двадцать – девчонка. В расшитом халате, мохнатой шапке, с распущенными по плечам волосами. Густыми, русыми…
– Вы – к моему князю? – повернув голову, уточнила дева. Спросила по-русски и держалась вполне приветливо. Выглядела она… На все сто выглядела! Настоящая степная красавица: лебединая шея, высокая грудь – даже под халатом видно! Красивое, тронутое степным загаром лицо со вполне европеоидными чертами… Лишь глаза – миндалевидные, чуть вытянутые к вискам, цвета голубовато-зеленых трав, с поволокой.
Половцы, те, что привели гостей, держались с возницей, как с повелительницей! Разом спешились, поклонились, взяли коней под уздцы…
– Да, у меня дело к вашему славному князю.
– Так залезайте, – просто предложила дева. – Прямо в шатер. Князь ждет вас – у нас все по-простому.
– Хорошо.
Переглянувшись, Миша с Ермилом сдали мечи и кинжалы подскочившим всадникам-стражам. Быстро забрались в повозку… Пригнувшись, вошли в шатер, где царила полутьма и приятственная прохлада. Белая кошма, шелковый полог, подушки, обтянутые зеленой тафтой. На кошме, перед низеньким столиком, возлежал длинноволосый мужчина лет тридцати с усиками и остроконечной «шкиперской» бородкой. Волосы – цвета ржи, глаза – светлые, на мускулистой груди – золотая бляшка с изображением какой-то птицы – сокола или ястреба. Кожаная жилетка, такие же штаны…
Миша едва не рассмеялся. И это половецкий князь? Да, судя по виду, ему самое место в какой-нибудь рок-группе! Играл бы себе на гитаре, песни бы сочинял, выступал бы по клубам… А не шакалил по волокам!
– Садитесь, – «рок-музыкант» милостиво кивнул на кошму. – Я – князь Василько из рода Будимира. А вы кто такие?
– Мы – те, у кого вы забрали деву, – усевшись по-турецки, нагло пояснил Миша. – За ней и пришли. К твоей, между прочим, выгоде.
– Что еще за дева? А, та… – половец хлопнул себя по лбу и нехорошо ухмыльнулся. – Так вы ее хотите вернуть? Но я ее не продам… Не могу просто. Договор… кое-с кем… Вы же… Ах, вы… Да как осмелились? На свою голову… А ну-ка!
С гнусной усмешкою князь хлопнул в ладоши…
Глава 6
Половецкая степь (Дешты-кыпчак) – Константинополь. Лето–осень 1127 г.
С наружи вдруг послышался чей-то повелительный окрик, и, между прочим, голос был женский! Князь сразу сник… что-то оправдательно заговорил, словно бы глядя сквозь тонкие стенки шатра.
Снова половецкая фраза… хлесткая, словно удар камчи. Полог откинулся, и в в шатер вошла дева – та самая возница, красавица с чудными, вытянутыми к вискам глазами цвета буйных степных трав.