Что и говорить, с легкой руки Михаила в младшей страже были приняты строевые песни времен гражданской войны – это да. Но ведь не Вертинский же! Хотя «Негра» Миша напевал бывало… Как иногда и Тимка – что-то из Цоя и «Арии». Вот и результат – запомнили.
Очередь на мосту продвигалась быстро. Кого-то стражники пропускали в детинец, а кто-то и вообще ушел, узнав о том, что князя в хоромах нет – еще с утра отправился на соколиную охоту, оставив за себя ближнего боярина Аникея Федоровича.
Тот, как видно, был бюрократом честным – принимал всех, правда вот многим был нужен лично княже…
Настал черед и Михайлы. Ермила он прихватил с собой – негоже господину сотнику без слуги, да и вообще, не оставлять же парня на улице – а вдруг какие подробности боярин узнать захочет.
– Михаил Фролов сын Лисовин, сотник из Ратного, – с порога представился Миша.
Сидевший во главе стола человек (судя по богатой ромейской тунике – тот самый ближний боярин) поднял глаза. Худой, с редкой рыжеватой бородкой и узким лицом, он чем-то напоминал строгого школьного учителя-педанта. К такому-то лицу еще бы роговые очки!
Представив боярина в очках, сотник невольно улыбнулся… правда, улыбку тут же согнал – ибо негоже! Державшийся позади Ермил тоже поклонился, приложив руку к сердцу.
Кроме боярина, за столом сидели двое писцов – младые отроки, немногим старше того же Ермила. Отроки деловито скрипели писалами по бересте, разбирая целую кучу грамот.
– А, Михаил из Ратного, – боярин скривил губы в неком подобии улыбки… которую можно было принять и за брезгливую гримасу. Правду ни один физиономист бы не определил – вот и пойми, рады тебе – или не очень?
– Вижу, веселый ты парень…
Ага! Улыбку боярин все же заметил. Постучал пальцами по переплету лежавшей на столе, рядом, книги. Этак многозначительно постучал…
Впрочем, пока разговаривал мирно:
– А я – Аникей Федорович… Ну, как там в Ратном у вас? Как Корней Агеич?
Опа! Аникей, однако же, знает деда!
– Поклон вам передавал.
– Ну и ему поклон… Погоди-ка… Я же тебя помню! Ты у князя бывал как-то… с княгинюшкой разговаривал… Ну да, ты. Однако же князь нынче на охоты уехал.
Миша помялся:
– Ну, у нас тут такое дело…
Взгляд сотника снова упал на лежавшую на столе книгу… Книга… Боярин Аникей… А не тот ли это Аникей, книжник, про которого говорил греческий купец? Скорее всего, так и есть. Значит – что? Значит, надо начать с того, что человеку приятно, а уже потом переходить к более важным делам.
– Книжицы важные ищу, Аникей Федорович, – открыто улыбнулся Михайла. – Думаю, у вас совета спросить.
– Книжицы? – Вот тут уж видно стало, какая у боярина обаятельная и дружелюбная улыбка! – Что за книжицы? Да ты садись, сотник, не стой.
Начальник княжеской канцелярии кивнул на лавку для посетителей.
– А слуга твой пусть там, в сенях присядет, подождет.
– То не слуга, господине – ратник.
– Все одно… Так что за книжицы ищешь? Думаю, в этом тебе помогу.
Ага! Заинтересовался. Вон как глаза-то блеснули.
– Мне бы по агрономии чего, по трехполью… Ну, агри-культура…
– Агри-культура, говоришь?
Поднявшись на ноги, Аникей Федорович азартно потер руки и принялся расхаживать по горнице, разговаривая будто бы сам с собою:
– Это тебе Колумелла нужен… Или Теренций Варрон, Катон Старший… У меня таких книжиц нет… Одначе знаю, у кого есть… Нет, продать-то – не продадут, да у тебя и денег таких нет. Но на переписку дадут – договорюсь. Сыщутся у вас в Ратном писцы грамотные?
– Сыщутся, Аникей Федорович! Уж не знаю, как и благодарить.
– Потом благодарить будешь!
Боярин махнул рукой и пристально посмотрел на Мишу:
– Вижу, еще у тебя что-то есть! Давай, не стесняйся, выкладывай, что за дело?
Пожав плечами, сотник поднялся с лавки и покосился на писцов…
Аникей Федорович взгляд его понял правильно:
– Ну-ка, отроцы, погуляйте. А мы тут пока поговорим…
Вот тут Миша и рассказал: и о пропавших девах, и о странных убийствах, и об аресте своего «верного ратника» Велимудра.
Аникей Федорович стал вдруг сама серьезность. Вздохнул, уселся на лавку рядом с Михайлой:
– Видишь ли, Миша… У нас ведь в Турове то же самое происходит. Девицы пропадают – светленькие, стройные… Полсорока случаев уже. Дело сие поручено человеку знающему, верному… Сейчас с ним и поговорим.
Боярин выглянул в сени:
– Эй, кто там есть? Живо кликните мне Артемия Лукича!
– Ермил, – с разрешения Аникей Федоровича сотник вышел в сени. – Это точно Артемия Лукича люди были? Ты откуда узнал?
– Так люди и сказали. Там, у корчмы…
– Артемий Лукич у нас человек известный, – хохотнул в бороду боярин. – Да вот и он идет.
Затопали по крыльцу сапоги, вошедший быстро миновал сени, поклонился с порога:
– Звали, Аникей Федорович?
– Звал, Артемий, звал.
Сотник исподволь разглядывал рядовича. Стройный, подтянутый, еще довольно молодой – вряд ли старше тридцати. По здешним меркам – в самом расцвете. Лицо простецкое, круглое, светлая борода, волосы подстрижены в кружок… А взгляд непрост, ох непрост – пристальный такой, цепкий. Одет, как все небедные горожане – длинная (ниже колен) туника по византийской моде, светло-зеленого цвета, с оплечьем и кожаным поясом. На поясе – кожаная сумочка – калита – и кинжал в красных сафьяновых ножнах, на ногах – легкие башмаки – поршни.
– Давай, Артемий Лукич, садись да рассказывай, кого ты сегодня поймал? – боярин гостеприимно кивнул на лавку и представил Мишу.
– А, Михаил, сотник из Ратного? – Артемий Лукич протянул руку. – Так я тебя помню – у князя как-то видал. Так, значит, рыжий – твой человек?
– Мой, Артемий Лукич.
– Да можно без «Лукича», просто Артемий, – отмахнулся рядович. – А я думал – врет. Именем твоим прикрывается. Ишь ты, про сгинувших дев выспрашивал. С чего бы? Мне мои люди сразу и донесли. Так я его имать велел да на дыбу!
– Как на дыбу? – ахнув, Михаил подскочил на лавке.
– Да ничего такого, только что вздернули. Еще и не начинали допрос… – глянув на Мишу, Артемий Лукич усмехнулся и предложил пройти в пыточную – «рыжего освободить».
– Заодно, господин сотник, мне все и расскажешь. Что там у вас с девами произошло?
Голый по пояс, рыжий Велька уже висел под сводчатым потолком низенького полутемного подвала, мрачного и холодного, как и положено пыточной. Руки подростка были неестественно вывернуты, глаза закатились. Хотя, судя по отсутствию следов на теле – парня еще не били. Однако – уже примеривались, рядом с дыбой прохаживался какой-то мускулистый хмырь с длинным кнутом. Другой хмырь деловито растапливал очаг – калить инструменты для пытки.