Текст начинался следующим образом: «Нет ничего более недостойного культурного народа, чем без сопротивления позволять безответственной и одержимой правящей клике „управлять“ собой. Разве каждый порядочный немец не стыдится сегодня своего правительства, и кто из нас догадывается о степени позора, который обрушится на нас и наших детей, как только пелена упадет с наших глаз и раскроются ужасные и бесконечно превышающие всякую меру преступления?»
Продолжалось в том же духе. Далее следовали цитаты из Фридриха Шиллера и Гёте, и в заключение было сказано: «Мы просим Вас перепечатать и распространить эту листовку в максимально возможном количестве копий!»
Он поднял глаза.
– Что это? Что означает «Белая роза»?
– Именно в этом и заключается вопрос, – ответил Адамек. – Кто-то напечатал эту листовку, причем, по-видимому, на механической пишущей машинке, растиражировал ее, используя самые простые механические средства, и разослал неизвестному количеству получателей. Все, что нам известно, – так это то, что триста пятьдесят получателей сдали их в гестапо.
– Листовки? – повторил Леттке, все еще не в силах в это поверить. – По почте?
– Да, – подтвердил Адамек.
– Это же так… допотопно. Чего только стоят почтовые расходы! Таким путем невозможно охватить значительное количество получателей, по сравнению с глобальной сетью!
– Зато так их невозможно отследить.
– Ах да. – Теперь Леттке стало понятно, в чем заключалась проблема. – Верно.
Добришовский наклонился.
– Вот почему я говорю: единственное, что нам остается, так это лингвистический анализ. Если мы ограничимся только теми фрагментами текста, которые были написаны авторами листовки, то бросится в глаза, что они пишут очень витиевато, прямо-таки в патетическом стиле. Это очень длинные предложения – так пишут только те, кто много читает и сам много пишет.
– Во всяком случае, это написала не коммунистическая группа рабочих, – сказал Кирст, прикуривая новую сигарету от предыдущей. – Предполагаю, это студенты. Гуманитарии, быть может. Литература. Что-то в этом роде.
– По крайней мере, это люди, от которых можно ожидать, что они когда-либо высказывались на Немецком форуме, – продолжил Добришовский. Его почти лысый череп блестел от пота. – Вот почему я говорю, давайте разобьем текст на характерные части и поищем на форуме каждый из них! Там наверняка отыщется та или иная формулировка, которую они уже использовали однажды.
Адамек придвинул свое инвалидное кресло поближе к столу, чтобы опереться локтями о столешницу, сложил руки и взглянул на Леттке.
– Вы занимаетесь, так сказать, с противоположным знаком, у вас же весьма похожий проект в Америке. Как, думаете, нам следует поступить?
Мёллер потер заметно небритый подбородок. Как долго остальные уже здесь сидели?
– Если это иностранные агенты, то они чертовски хорошо владеют немецким языком, – пробормотал он.
Леттке еще раз посмотрел на листок в своей руке, задумался.
– А как же конверты? Их тоже сдали? – спросил он.
– Некоторые – да, – ответил Адамек.
– Когда были отправлены письма?
– В субботу. Все почтовые штемпели датированы 27 июня.
– А откуда?
– Согласно почтовым штемпелям, письма были брошены в Мюнхене, Аугсбурге, Ульме и Штутгарте.
– По штампам можно установить, в какие ящики?
– Нет. Письма проштампованы одинаково по почтовым округам.
– Есть ли свидетельские показания, как кто-то бросает в почтовый ящик необычайно большую кипу писем?
Адамек покачал головой.
– Таких свидетелей, разумеется, ищет полиция, но это не наша сфера влияния, – пояснил он. – Я хотел бы решить проблему с помощью средств, которые доступны именно нам. И по возможности быстрее, чем гестапо.
– Понимаю. – Леттке потер висок. – Проблема, которая представляется мне в лингвистическом анализе, предложенном Хорстом, заключается в том, что, помимо связанной с ним масштабной работы, результаты неизбежно будут не только неточными, но, прежде всего, они не будут неопровержимыми. Что это докажет, если кто-то использовал фрагмент предложения, встречающийся в этой листовке? Ничего. Всегда может быть и такое, что составитель листовки всего лишь скопировал эту фразу.
– Но не в случае, если мы найдем у кого-то целые части рассуждения, – возразил Добришовский. – Так сказать, концепцию листовки.
Леттке покачал головой.
– Тот, кто распространяет свое послание таким старомодным способом, используя печатные машинки и почтовые отправления, тем самым показывает, что он осведомлен о контроле в глобальной сети. Значит, такой человек не станет предварительно формулировать то, что хочет сказать, на форуме, а, наоборот, давно его избегает.
– Возможно, это исходная точка, – вмешался Кирст. – У кого раньше была высокая активность на форуме, а потом снизилась?
– У миллионов, – ответил Адамек, бросив на него косой взгляд. – Это нас никуда не приведет.
– А если мы начнем искать людей, купивших механическую пишущую машинку?
– Тогда, во-первых, это ничего не докажет, потому что по пишущей машинке невозможно установить, что было на ней напечатано, а во-вторых, существуют тысячи старых печатных машинок, купленных до того, как были упразднены наличные деньги.
– Верно, – согласился Добришовский. – Некоторые продаются на любом блошином рынке. И целую кучу люди сдают в пункты приема металла.
Леттке поднял руку.
– У меня есть идея, что мы можем попробовать сделать.
Адамек выжидающе посмотрел на него.
– Поделитесь.
– Точность, с которой можно определить местоположение телефона в городе, составляет около двадцати метров. Если у нас есть географические координаты каждого почтового ящика в рассматриваемых округах, мы сможем найти любого, кто находился в двадцати метрах от них 27 июня 1942 года.
Адамек недовольно фыркнул.
– Нам это никак не поможет. Их, должно быть, тысячи. Выемка писем из большинства почтовых ящиков производится всего один раз в день, а это значит, что их необходимо отслеживать на протяжении двадцати четырех часов… Да что там, речь уже идет о десятках тысяч!
– Если у них было много писем, они не стали бросать их все в один ящик, – возразил Леттке. – Таким образом, мы сможем ограничить список теми людьми, которые приближались к нескольким почтовым ящикам.
– Вероятно, их все равно останется слишком много.
– Поскольку письма были отправлены в один и тот же день из нескольких городов, – продолжил Леттке, – мы можем предположить, что это сделали несколько человек, действовавших сообща. То есть: они знакомы друг с другом. Когда определение местоположения даст нам списки по Мюнхену, Аугсбургу, Ульму и Штутгарту, то нам нужно будет сопоставить эти списки, выяснить, есть ли среди них люди, которые, насколько нам известно, друг с другом общаются.