Это была ложь. Он понятия не имел, что было на пленке. Но она этого не знала. А благодаря рекламе каждому было известно, что такое «Минокс»: самая маленькая в мире камера и излюбленный шпионский аксессуар.
– Чего ты хочешь? – прошептала она.
– У меня есть вполне справедливое предложение, – сказал Ойген. – Мы сыграем в покер на раздевание. Только ты и я. Если победишь, сможешь загадать желание. Например, чтобы я вытащил из камеры непроявленную пленку и тем самым уничтожил снимки.
– А если победишь ты?
– Тогда я смогу загадать желание, – ответил Ойген. – Ты же знаешь правила.
Она беспомощно огляделась по сторонам, разумеется напрасно, потому что не было никого, кто мог бы поспешить ей на помощь или выручить, если она обратится в бегство.
– Послушай, – наконец сказала она, нервно покусывая нижнюю губу между фразами. – Тогда с покером на раздевание все затеял Короб. Он пообещал денег мне и остальным, если мы присоединимся. Потому что, ну, я обычно не вожусь с такими парнями, понимаешь?
– М-м-м, – протянул Ойген, но и только.
Когда кто-то нервничает и говорит, то лучше всего молчать, ведь для большинства в таком случае не останется другого выхода, кроме как продолжить говорить. Дерте так и поступила.
– Он пообещал, что никому из нас не придется по-настоящему раздеваться, может быть, только снять одну вещь, чтобы все выглядело более реалистично. Он объяснил нам, как раздаст карты и как нам следует играть, чтобы ты проиграл. Честно говоря, я не хотела, чтобы все зашло так далеко.
Ойген поднял брови.
– Ах, так ты не хотела!..
– Сначала нет. – Она отвернулась от смущения. – Но когда все так далеко зашло, я позволила себе увлечься и присоединиться…
– Точно, – сказал Ойген и взмахнул камерой «Минокс». – А теперь ты просто присоединишься еще раз.
Она сдалась.
– Ну хорошо, – со вздохом сказала она. – Где и когда?
– Можем прямо сейчас, – предложил Ойген. – У нас еще полдня впереди. И я знаю местечко, где нам никто не помешает.
Она пошла с ним, что же ей еще оставалось делать? Он привел ее на чердак, напоминавший тот, где они обвели его вокруг пальца и смеялись над ним, а она – громче всех. Крыша была немного ниже, комната меньше, но он точно так же раздобыл и расстелил старые ковры, а ключ от навесного замка, который он приделал, постоянно носил с собой.
Они молча сели, и он начал раздавать карты.
Конечно же, он использовал крапленые карты, только крапление отличалось от того, о котором она знала. Он сделал так, чтобы все выглядело как настоящая игра, позволял ей побеждать снова и снова, притворялся рассерженным, когда казалось, что у него наступила полоса неудач, но, конечно, в конце концов именно она проиграла и сидела голая, пока на нем еще оставались трусы. Что не имело никакого значения – скорее, даже наоборот.
– Ну хорошо, – произнесла она, полная дурных предчувствий, – что я должна делать?
Он объяснил ей.
Она посмотрела на него с нескрываемым ужасом.
– Этого… этого я не сделаю! Я не из таких!
Ойген поднял «Минокс».
– Есть только два варианта. Один из них – ты это сделаешь, а затем получишь пленку. Другой – ты этого не сделаешь, я проявлю пленку, и твой отец получит снимки. И в КаДеВе тоже. Вместе с твоим адресом.
Ее нижняя челюсть задрожала.
– Ты жульничал. Карты были каким-то образом помечены.
– Проигрыш есть проигрыш, – невозмутимо произнес Ойген.
Все закончилось тем, что он откинулся спиной к перекладине, а она встала перед ним на колени и делала с его членом именно то, что он от нее требовал, и все это было настолько волнующе и ощущалось неизмеримо лучше, чем он представлял в самых смелых мечтах, и даже не имело значения то, что она при этом ревела. Наоборот, это делало все только еще более волнующим.
Остальных трех девушек, поклялся он себе, он тоже получит.
6
Хелена долго ждала весточки от Рут. Не могла же подруга исчезнуть, даже не написав ей прощального письма? Не оставив хотя бы адреса, по которому с ней можно было бы связаться? Но ничего подобного не происходило. Рут исчезла из ее жизни и осталась в прошлом.
В школе теперь в начале каждого урока они кричали «Хайль Гитлер!», а классы становились все меньше и меньше, потому что другие еврейские ученицы тоже постепенно перестали приходить в школу. Всеобщее воодушевление вызвал министерский приказ нового правительства о продлении пасхальных каникул до 30 апреля. А то, что 20 апреля день рождения нового канцлера отмечался факельным шествием, на котором обязательно должны были присутствовать все школьники города, было воспринято как незначительная плата за каникулы, тем более это стало настоящим праздником, в котором также приняли участие пожарные части, спортивные клубы и Союз бывших фронтовиков.
Когда в мае начался новый учебный год, прежние три четвертых класса были объединены в два, и у Хелены появилась новая соседка по парте, по имени Вероника, прямо-таки неземной красоты и с уже впечатляющей грудью, которую она гордо демонстрировала во время переодевания перед уроками физкультуры. Хелене она казалась принцессой, которая выпрыгнула прямо из сказки братьев Гримм, и она не знала, о чем с ней заговорить, как бы ни старалась придумать.
24 июня был еще один крупный праздник, на этот раз отмечали прошедшее в предыдущую среду солнцестояние. Снова нужно было участвовать в длинном торжественном шествии, заканчивавшемся на большой площади, где разожгли громадный костер. Пока пылал огонь до небес, Хелена с остальными пела песню «Пламя вверх». Потом ректор гимназии для мальчиков рассказывал о значении праздника солнцестояния в стародавние времена и в новое время, которое теперь началось, но Хелена слушала вполуха. Так или иначе, он закончил словами «Ура! Ура! Ура нашему рейхсканцлеру Адольфу Гитлеру! Ура нашему рейхспрезиденту фон Гинденбургу!», затем пели «Песнь немцев» и песню Хорста Весселя, и уже потом им разрешили пойти домой.
Большой переполох в то время вызвала предстоящая отмена наличных денег. Ни о чем не спорили так много, как об этом, и большинству людей казалась довольно жуткой мысль, что скоро у них не будет никаких денежных купюр и монет, а только нечто вроде удостоверения. По телевизору, казалось, уже несколько недель шли одни только передачи на эту тему. «Это чересчур ранние и опрометчивые меры, система еще не проработана и на практике приведет к большим проблемам», – предупреждали критики. Были даже представители правительства, которые признавали: да, следует ожидать первоначальные проблемы, будет сделано все, чтобы их устранить, но это необходимо сделать, потому что только таким образом коррупцию и организованную преступность можно действительно искоренить и, самое главное, это единственный способ для Германии освободиться от опасных хитросплетений международного крупного капитала и еврейского процентного рабства.