Уф! Спасибо, Письменный, выручил! Давно Рома в такую засаду не попадал. А может, не попадал вовсе.
— Да я… не за этим же… — начала было Катюха, но вдруг осеклась, отпрянула, бросила учебник на стол и выскочила в коридор. Еще пара секунд — и хлопнула входная дверь, окончательно приведя Рому в себя. Он выключил плиту и потерянно осмотрелся вокруг. И что это было?
Сорокина ненавидит жареную картошку? Сорокина вспомнила, что у нее сейчас убежит молоко? До Сорокиной наконец дошло, из-за чего так торкнуло бывшего одноклассника, и она решила не искушать судьбу? Тогда совсем невесело. Тогда больше не вернется.
Рома посмотрел на полную поджарок сковороду, но есть почему-то расхотелось. Кой черт дернул его связаться с соседским семейством? Одна нервотрепка и никаких дивидендов!
Строев сегодня полчаса его мариновал, выясняя, по какой такой причине «Катюша» решила заниматься математикой именно с «Романом», припоминая, что «Роман» попал на кафедру вовсе не за прекрасные знания, что, очевидно, обесценивало их в его отношении в любом виде, а также намекая на то, что будет, если «Роман» вдруг решит воспользоваться ситуацией в неправедных целях. Рома терпеливо напомнил, что у него было два года, чтобы раскрутить Сорокину на «неправедные цели», не дожидаясь момента, когда его будущее будет напрямик зависеть от ее отца, а после предельно ясно посоветовал решать проблемы с дочерью не за его, Ромин, счет. Кажется, декан остался не слишком доволен разговором, но его удовлетворение было последним из Роминых желаний. Он дал себе зарок держаться подальше от всего этого семейства, а спустя всего три часа жалел о том, что сумел избавиться от первого. Кретин!
Дверь снова хлопнула, заставив глупо замереть в ожидании. Снова шорох, топот ног, журчание воды в ванной. Руки отправилась мыть? Она с ума его сведет.
Не представляя, чего дальше ожидать от Сорокиной, Рома достал две тарелки и наполнил их картошкой с горкой. Аппетит вернулся к привычному состоянию, а аромат свежепожаренной картошки после двенадцатичасового голодания рождал неукротимое неправедное желание опустошить обе тарелки, ни с кем не делясь. Но Рома благочестиво подавил его, за что был вознагражден появившейся на кухне Катюхой с горящими глазами и двумя стеклянными банками в вымытых руках.
— И не смей отказываться, Давыдов! — заявила она, ставя банки на стол и позволяя разглядеть в одной из них аккуратные маленькие огурчики, а в другой — белые резаные кусочки еще каких-то солений. Рома явно сегодня вытянул счастливый билет. — Я последние из кладовки стащила — все ради матана, — с улыбкой продолжила Катюха и, взяв в руки тарелку, с удовольствием вдохнула аромат. — М-м, как я по жареной картошке соскучилась! — неожиданно сообщила она. — Мама, как замуж вышла, в изыски ударилась, чтобы мужа любимого баловать. Сегодня у нас дома на ужин котлеты из креветок с киноа. С киноа, Давыдов, представляешь? Нет, я не против, конечно, что-нибудь новенькое раз в неделю попробовать, но за твою картошку душу продам.
Душа, очевидно, заключалась в одной из принесенных Катюхой банок. Рома взял ту, что была с неизвестной ему субстанцией, и резким движением открыл ее. В нос ударил запах уксуса, но выглядело все внутри на удивление симпатично.
— Это белые грибы, — пояснила Катюха, отчего-то глядя на Рому восторженными глазами. — Вот что Строев умеет делать, так это мариновать грибы. Попробуй, пальчики оближешь! А уж с жареной картошкой!..
Рома достал вилку и подцепил один кусочек. К грибам он относился без предвзятости, в отличие от Строева.
— Странная ты девчонка, Сорокина, — заметил он. — Разве тебе не положено считать во всем калории и презрительно фыркать в сторону картошки?
— Положено, — согласилась Катюха и забрала у него банку. Выложила по краю тарелки грибную опушку, а последний выловленный кусочек отправила в рот. Тут же заела картошкой и даже зажмурилась от удовольствия. — Тридцать восемь целых, семь десятых калорий, — заявила она и удовлетворенно вздохнула. — Ты у нас математик, Давыдов, считай, сколько мне еще можно.
— Я составлю тебе дифференциал на эту тему, — пообещал Рома и рискнул наконец попробовать гриб. Да, Сорокина не соврала: с картошкой это было идеальное и до одури вкусное сочетание. Кто, интересно, у них грибы собирает? Неужели Катюха?
— Дифференциалов с картошкой я еще никогда не решала, — поддержала она шутку, орудуя вилкой едва ли не быстрее Ромы. — Но, думаю, мне понравится такая математика. Черт, Давыдов, где ты научился так вкусно жарить картошку? У меня она постоянно в вареную превращается и разваливается, а у тебя — хоть в ресторане подавай. Есть какой-то секрет?
Секрета у Ромы не было. А жаль.
— Решишь все задачи — поделюсь, — самоуверенно пообещал он. Катюха прыснула, в глазах у нее веселились чертята. Роме очень нравилось на нее смотреть.
— Ловлю на слове! — заявила она, как будто действительно собиралась брать у него уроки кулинарии. Рома пожал плечами, но возражать не стал: пожалуй, это было бы еще веселее матана.
Картошка закончилась на удивление быстро. Грибов осталась половина банки, но возвращать ее Катюхе Рома не собирался.
Когда он налил чай, Катя задала осторожный вопрос.
— Ром, а почему… — она обвела кухню руками и, кажется, не нашла подходящего слова, — так? Тебе родители денег совсем не дают? Не довольны тем, что проспорили?
Очевидно, она имела в виду его пустой холодильник. Пришлось рассказывать про собственный авантюризм и покупку процессора, пока она не напридумывала всяких ужасов и не зашлась новой жалостью. Этого добра Роме точно не было нужно.
Катюха слушала его с завидным вниманием и даже как будто с одобрением. Потом задала новый неожиданный вопрос:
— Ром, а сложно… жить одному?
Он снова передернул плечами. Ответил неопределенно:
— Смотря какие у тебя запросы, Сорокина. Я, как видишь, киноа с креветками не готовлю. А картошка много времени не отнимает.
Катюха вздохнула и задумалась. Рома не удержался от своего вопроса.
— Тебе зачем? Так осточертел декан в папашах, что хочешь снять квартиру на другом конце города?
Прозвучало это грубо, но Роме вдруг пришло в голову, что Сорокина планирует переехать к своему Карпоносу и жарить ему по утрам блины. Рановато, конечно, для таких решений, но в груди стало тяжело и муторно.
— И да и нет, — не обиделась Катюха и посмотрела куда-то мимо Ромы. — Когда родители поженились, Строев продал свою однушку и взял трехкомнатную квартиру в долевке. Перед новым годом ее сдали, сейчас там ремонт, а когда он закончится, мы должны будем переехать. Там хорошая квартира, просторная, и до университета пешком дойти можно. Но…
— Не хочешь в строевское гнездышко? — понял Рома. Отпустило. И что, спрашивается, с ним творилось?
Катя покачала головой.
— Он тут-то себя царем и богом считает, а там я вовсе у него на полном содержании окажусь, — невесело произнесла она. — Не хочу. Я маме сразу сказала, что останусь в этой квартире: в конце концов, я совершеннолетняя, могу сама о себе позаботиться. Но как-то не думала ни разу, что могут быть… проблемы. Мы хоть и вдвоем с мамой жили, денег у нас всегда хватало. А у Строева я одалживаться не стану.