Я видела в нём решительность. И тревогу. Боялся, что не поверю? У него был шанс убить меня, но он этого не сделал. У него был шанс дать мне умереть, но он и этого не сделал, раскрыв себя. Да, я ему обязана. И принять его заявление как единственную правду — это малое, что я могла сделать в качестве своих извинений. Даже в текущем состоянии мне не пришлось бы по нраву, если бы меня подозревали в убийстве.
— Хорошо, — сказала одно слово, и черты его лица заметно расслабились, но тревожные всполохи еще не затихли.
— Это все, что ты хотела узнать? Не я ли случайно убил семью Айзинга? — он нервно хохотнул, но радости не наблюдалось. — И правильно ли я понимаю, что сам Айзинг учесть своей семьи не разделил? — неожиданно мелькнула надежда, но вполне ожидаемо с его словами и настроем.
— Айзинг жив. Был по крайней мере. Что с ним будет, одному ангелу известно.
— Правильно говорить «богу», — Йен снисходительно улыбнулся, потянувшись за тортом.
Не стала пояснять, что в данном случае ошибки нет.
— Расскажи мне о пожирателях.
Йен замер с ложкой у рта.
— Что именно?
— Всё. Сам знаешь, о них мало кто знает всю правду.
— Но… — Он проглотил взятый кусочек десерта. — Я и сам не знаю никого из пожирателей. Я не в счет. Я себя к ним не отношу. — Йен одарил меня извиняющийся улыбкой, а в ауре отразилось сожаление и отвращение.
— Это же наследственное? — спросила первое, что пришло в голову.
— Если ты о том, кто в моей семье пожиратель, то это отец, но я его никогда не видел. Мать разошлась с ним, когда была беременна мной. Потом она порывалась избавиться и от меня, но не сделала этого.
— Когда ты узнал, к какому виду относишься?
Йен задумался. Огорчение и досада сопровождали его мысли.
— В общем-то, мать вбивала мне это с ранних лет. Но на деле я это понял лет в семнадцать, когда попытался поцеловаться с соседской девчонкой. — Он потер шею, словно та затекла, пряча свою боль и огорчение. — С ней все обошлось, но мать меня после такого сослала в деревню к деду. Тот меня учил контролировать и управлять своими способностями. И больше от меня никто не пострадал.
— Ты не поглощал чужие эмоции?
— Нет! — выпалил Йен. — Для меня это наркотик, а я потомственный наркоман. Так что, съем хоть немного и ни о чем не смогу думать, только о следующей дозе, — он заметно смутился. — Ну, ты поняла.
Я слегка качнула головой, соглашаясь. Это соответствовало тому, что я уже слышала.
— Теперь я. — Он улыбнулся, окрашиваясь лукавым любопытством. — Как ты стала такой?
— Думаешь, моя история стоит того, что ты рассказал?
— Ты знаешь, что я пожиратель. Это уже больше, чем ты должна знать.
Звучало логично. Я задумалась, с какого места лучше начинать.
— Возвращалась домой. Очень поздно. В подворотне на меня напал пожиратель. С тех пор я такая.
— Как давно? — он не был удивлен моими словами. Сожаление и сочувствие странным образом пересекались вокруг него, а затем вспышки гнева и неудовольствия разрушили необычный узор.
— Почти два года назад. Где ты был в это время?
— Что? — Йен нахмурился. — Я же…
— Пошутила, — бесцветным голосом остановила его, но он не оценил, видимо, слишком близко к сердцу воспринял нападение своего сородича на меня.
Нет, это точно не Йен. Думаю, что если бы передо мной появился тот самый пожиратель, я узнала бы его на уровне инстинктов.
— Обычно никто не выживает, — тихо произнёс Йен то, что и так всем известно.
— Случайный прохожий спугнул его. Повезло. — Я неопределенно пожала плечами. Что еще можно было добавить?
По взгляду Йена и по появившемуся в его ауре сомнению можно было сказать, что он того же мнения — удача ли это?
— Значит, что-то осталось?
— Что-то, совсем немного.
— И как это? — Он описал свободной кистью в воздухе несколько кругов.
Что он хотел этим сказать? Каковы мои ощущения после такой ампутации?
— Нормально. Спокойно. Меня хотят убить, а я думаю, как избавиться от этого внимания к своей персоне. Хочу вернуться к более-менее спокойному режиму и думать лишь об ангелах из народа.
— Они последнее время притихли, — отметил Йен.
— Но это не значит, что стоит забывать про бдительность. Один раз расслабишься и потом будешь ходить в лучшем случае в синяках, а в худшем — сломают пару ребер и руки.
— Слышал я эти истории. Ты не попадала в такие?
— Бывало.
Его это напугало. Но, не врать же мне. Я давно хожу по улицам этого города. И как бы не старалась сделать свою работу незаметно, кто-нибудь да заметит.
— После прошлого Нового года. Увязались за мной прямо из торгового комплекса, где был разрешен сбор. Больше после праздников и в тот комплекс на сбор не хожу.
— Они тебя избили? — не борясь со вспышкой злобы, Йен спросил таким тоном, будто из-под земли их найдет и осушит, несмотря на заявленное ранее.
— Немного попинали. Им быстро надоело это дело из-за того, что я не проявляю нужные им эмоции.
— Вот уроды!
Злобы Йена я не понимала. Для меня это было давно, и физическая боль, полученная тогда, уже стерлась из моей памяти вместе с синяками.
— Когда уже примут меры против них? — спросил он в воздух.
— Если они есть, значит кому-то для чего-то нужны, — спокойно ответила ему.
Йен задумчиво посмотрел на меня, словно примеряя данное утверждение. Он ничего не сказал, но возражать или соглашаться не спешил. А бессильное недовольство в его ауре говорило, о том, что Йен непримирим с установленными порядками.
— Уже поздно, — сказала, подумав, что пора выпроваживать гостя.
Больше я ничего от него дельного не узнаю. А быть рядом с его яркими эмоциями (и все они не из положительных) физически неприятно.
— Все? Получила, что хотела — историю и тортик, — он нагло улыбнулся, теряя остатки негатива. — Использовала меня, а теперь выпроваживаешь ни с чем?
— Я ответила на твои вопросы, — напомнила ему, но это не то что он считал равноценным обменом. Видимо, вся загвоздка в торте. — Можешь забрать его с собой, — предложила вслух.
— Кого?
— Торт.
— А если бы я пришел с цветами, ты бы меня отправила домой с ними?
— И что же ты ждешь за свой знак внимания?
Йен оставил ложку на блюдечке, затем встал, приблизившись ко мне, опустился на колени, так что его глаза были почти вровень с моими. Его руки уперлись в матрас, заставляя тот прогнуться.