Взгляд Лиллехорна вернулся к Мэтью, и у молодого человека не прибавилось уверенности, когда он увидел, что Лиллехорн напуган до смерти и готов покинуть это ужасное место вместе с падающей на пол золой печи почти бегом.
— Удачи вам, — сказал помощник главного констебля своему подопечному, затем опустил голову и поспешил вперед. Вскоре он повернул направо и пропал из виду: мерцающий свет факелов скрыл даже его тень.
Один из четырех охранников Мэтью издал короткий, жесткий смешок. Человек с опасной дубинкой сказал:
— Ты, должно быть, попал сюда за дело, неважно, что говорит этот напыщенный петух!
А затем:
— Пошевеливайся, рыбья наживка! У меня нет времени нянчиться с тобой!
Еще дюжину мучительных шагов Мэтью сопровождали по коридору, периодически подгоняя дубинкой — благо, что не той, которая была усеяна осколками. Массивный уродливый горбыль двери с вырезанными на ней чьей-то извращенной шуткой херувимами, открылся, и за ним оказалась холодная камера с бледно-желтыми стенами. Пол здесь выглядел так, как будто все пятна Лондона решили собраться в одном месте. Человек с носом, напоминающим клюв, одетый в плащ и коричневый галстук поправил парик — примерно одного оттенка со стенами — и уселся поудобнее за столом, на котором лежала большая книга учета, а рядом стояла чернильница и канделябр с двумя горящими свечами. Неизвестный поправил тонкие очки, стараясь найти им лучшую точку опоры на своем клюве.
— Вы Мэтью Корбетт, как сказал Лиллехорн? — спросил мужчина, не поднимая глаз и продолжая смотреть в бумагу. — Два «т» в конце?
— Верно, — очевидно, Лиллехорн прошел этим путем и выполнил свое обещание поговорить с начальником тюрьмы.
— Возраст?
— Двадцать четыре.
— Место рождения?
— Колония Массачусетс.
Это заставило начальника тюрьмы ненадолго приподнять бровь.
— Вас отправили сюда, чтобы вы дождались официального слушания, судя по тому, что сказал Лиллехорн?
— Да.
Боже, как же здесь холодно! Грязный, влажный, могильный холод…
Мужчина записывал, записывал и записывал — все больше и больше. Мэтью заметил, что почерк у него весьма неразборчивый.
— Сосчитайте-ка для меня кое-что, — резко сказал начальник. — Двадцать один плюс десять и минус четыре.
— Двадцать семь, — ответил Мэтью почти тут же.
— Хорошая память и шустрый ум, — мужчина сделал пометку к своим каракулям, которые, похоже, были именем заключенного.
— Я работал над этим.
Дубинка врезалась в основание позвоночника Мэтью — достаточно жестко, чтобы заставить его задохнуться от боли.
— Вам не задавали вопроса, — сказал важный начальник тюрьмы, и в голосе его не прозвучало ни тени эмоций. — Воздержитесь от того, чтобы говорить, если ответа не требуется. Заключенный будет содержаться в зоне… — он сделал паузу, проверяя какую-то информацию. — Каир. Господин Лиллехорн согласился оплатить вступительный взнос, а также месяц кормежки и питья.
— Вступительный взнос? Вы, верно, шутите! — осмелился высказаться Мэтью, и на этот раз дубинка подошла к делу с бóльшим усилием. Колени Мэтью почти подогнулись от боли, и в следующие несколько секунд он был уверен, что никогда не восстановит дыхание.
— Взносы делаются для каждого процесса, — быстрый взгляд окинул Мэтью с ног до головы. — Ваша одежда ничего не стоит. А вот ваша обувь, такая, какая она есть, представляет определенную ценность из-за ее кожи. Запомните это, если захотите чего-то сверх положенного. Вы свободны, господа, — сказал он двум стражам из четырех. А остальным двум приказал: — Уведите его.
Два обычных слова. Применительно к этой ситуации — ужасных.
В состоянии, близком к шоковому, Мэтью увели из регистрационной комнаты, провели по коридору мимо других различных служебных помещений к узкой железной двери, в которую, казалось, может протиснуться только один человек. Это показалось Мэтью границей между мирами. Шум тюрьмы — медленный животный рокот — здесь был выражен более ярко… и более страшно. Когда один страж приставил дубинку к затылку Мэтью, второй открыл железную дверь с помощью ключа на большом кольце. Мэтью заметил, что ключей было всего четыре, что, вероятно, свидетельствовало о том, что они отпирали множество камер, и замки в дверях не сильно отличались друг от друга. Молодой человек знал из книг, что впервые эта тюрьма была построена аж в 1188 году. И, возможно, структура ее на протяжении веков успела претерпеть немало изменений, но атмосфера страха оставалась прежней.
Железная дверь распахнулась. Петли взвизгнули, словно хор банши. Из открывшегося отверстия вылетел мерзкий запах сырости, гнили, немытых тел и чего-то еще — более тяжелого, гнилого и затхлого в своей сути. Мэтью подумал, что, возможно, именно так может пахнуть отчаяние.
— Заходи, — сказали ему, и продолжением этой фразы вполне могло быть «добро пожаловать в Ад». Первый шаг он сделал под давлением дубинки, затем проследовали охранники. Итак, снова коридор со стенами из холодного камня, покрытыми черной плесенью по всей длине. Тусклый серый свет проникал в камеру из одного зарешеченного окна, располагающегося футах в двенадцати над полом. В конце коридора была решетчатая дверь — вход в клетку — и за ней Мэтью мог разглядеть размытые фигуры, наблюдавшие за тем, как он подходит ближе. Несколько слабых свечей горели здесь в темноте, и голоса всех мастей шептали, кричали, рычали и смеялись с безумным весельем или злым умыслом, хрипели, клокотали или болезненно кашляли.
— Новое топливо для печи! — закричал кто-то оттуда. Крик подхватил другой голос, затем новый и еще один, и эти слова эхом разнеслась по всему коридору, приветствуя нового человека, приближающегося к клетке. И лишь его цепи позвякивали в ответ.
— Стоп! Не двигайся, пока я не скажу, — приказал охранник с опасной дубинкой, зашипев Мэтью прямо на ухо. Тела в лохмотьях прижимались к решетке. Почерневшие гримасы вместо лиц уставились на Мэтью и охранников своими водянистыми глазами.
— Постучи, Боудри! — сказал второй страж.
Охранник подошел к двери и со свей силы начал молотить по ней так, словно готов был начать кровопролитие прямо сейчас.
Заключенные попятились к стенам, как испуганные мыши. Мэтью заметил, что металлические прутья в нескольких местах прогнулись, учитывая то, сколько дубинок стучало в них за все это время.
— Пошли прочь, псы! — крикнул Боудри. Ключ скользнул в замочную скважину и открыл дверь. Ни один заключенный не решился более приблизиться или поторопить его, хотя десятки людей находились всего в десяти футах от решетки. — Айра Ричардс! — громко завопил он. — Тащи свою задницу сюда!
— Да, сэр, да, сэр, да, сэр… — раздался слабый голос, и впереди появилась тонкая фигура с согнутой спиной, которая сейчас больше напоминала краба, чем человека. Этот мужчина держал фонарь с едва тлевшим огарком свечи внутри. Плоть этого человека была такой же серой, как его тюремная одежда. Обувь он не носил, волосы с головы были сбриты, и на лысом черепе краснело множество укусов паразитов.