– Где мне, возможно, позволят писать статьи.
Пол удерживает мой взгляд неприятно долгое мгновение. Я ощущаю себя перед ним открытой и беззащитной. Он словно обладает способностью читать мои мысли, и если применяет ее сейчас, то знает: я представляю себе будущее, в котором самым значимым абзацем на его странице Википедии будет тот, где говорится, что мой талант распознал именно он.
– Денэм… – начинает Пол и обрывает себя. – Я все сказал. Сегодня большой день, так почему бы тебе не отдохнуть? Считай, у тебя начались выходные. Возвращайся на работу в понедельник. Это будет новый старт.
Да неужели? – мне хочется съязвить, но я лишь молча киваю и выхожу из кабинета, прилагая немалые усилия, чтобы не хлопнуть дверью, а тихо закрыть ее за собой.
Выключая компьютер, сначала ощущаю присутствие Лорен, а потом вижу ее краем глаза.
– Куда собралась, Ло?
– Домой.
Мы с Лорен не подруги, но Пол обсуждает с ней меня, словно нуждаясь в женской точке зрения для выработки подхода ко мне. Это в некоторой степени оскорбительно. В «СВО» практически отсутствуют женщины. С этим пунктиком Пола трудно мириться, однако в глубине души я нахожу нездоровое удовольствие в том, что являюсь одной из нескольких избранных. Думаю, Лорен испытывает схожие чувства. Потому, скорее всего, мы с ней и не дружим. Пятнадцатилетняя разница в возрасте тоже тому причина. Ну и еще тот факт, что она начинала помощницей Пола, а теперь занимает место, на которое зарюсь я. Сложновато не ненавидеть ее за это, особенно учитывая, что Лорен прекрасно все понимает. И наслаждается этим пониманием.
Она присаживается на краешек моего стола.
– Хочешь совет от бывшей помощницы?
– Валяй.
– Слов мало. Нужны действия. Пол будет видеть тебя лишь на том месте, где видит всегда.
– Ты это к чему?
– К тому, что ты всегда торчишь за этим столом.
Словно по сигналу звонит телефон. Лорен усмехается. Я перенаправляю звонок на голосовую почту и иду домой. Выхожу под дождь, миную по пути входную дверь в бар Маккрея. Порой Пол со своими работниками заглядывает сюда после долгого и трудного рабочего дня, но я редко составляю им компанию. Взгляд улавливает в одной из кабинок бара жалкую фигуру. Артур. Недалеко он ушел. Я останавливаюсь и наблюдаю за ним, все больше промокая под дождем. Невыразимо печально видеть этого мужчину в баре, такого страшно одинокого в своем горе…
Что Пол за друг такой, если позволяет Артуру сидеть здесь совершенно несчастному, одному.
«Они убили моего сына».
Я захожу в бар. Свет приглушен, из колонок убаюкивающе тихо играет старая кантри-музыка. Судя по атмосфере, это местечко повидало на своем веку дерьмеца. На что намекает и работающая прямо над баром кучка журналистов. Я направляюсь к кабинке Артура, где он понуро сидит, повесив голову. Я сожалею о своих действиях, как только к нему подхожу. Мы с ним не так уж и близко знакомы. Он знает, как меня зовут, и проявляет лишь-чуть-более-чем-поверхностный интерес к моей жизни, спрашивая при встрече, как у меня дела, или осведомляясь о чем-то, о чем мы говорили в последний раз. К примеру, однажды, на выходе из офиса, он задал Полу вопрос обо мне: «Когда ты уже повысишь ее в должности, а?» Они вместе учились в университете, и «для убедительности» Артур не раз обещал поведать мне пару-тройку ужасно неловких историй о моем шефе, чего, увы, так и не сделал. Он поднимает на меня глаза как раз в тот момент, когда я подумываю развернуться и уйти, пока меня не заметили.
– Ло? – прищуривается Артур.
Я прочищаю горло.
– Просто хотела выразить вам свои соболезнования.
– Оу. Спасибо. Я… – Артур отодвигает пинту в сторону и начинает вытирать мятой салфеткой оставленный ею на столе влажный след. Непонятно зачем. Может, не знает, куда деть руки. Он выглядит не пьяным, а раздавленным. – Я благодарен тебе за эти слова. Прости, что пришлось увидеть… – Артур слабым взмахом руки указывает на потолок. – Но спасибо.
Я колеблюсь. Печаль мужчины не отпускает меня, воспоминания о последних мгновениях его сына тяжестью лежат на душе. Я чувствую себя в долгу перед ним за несказанное и поэтому не могу оставить его в таком состоянии одного.
– Каким он был? – спрашиваю я.
– Джереми?
Я киваю, и Артур одновременно и напрягается, и оживляется. Он выпрямляется, его плечи каменеют, но глаза загораются. Мой вопрос воспринимается им как крайне важный, поскольку он теперь является хранителем памяти о сыне. Артур выразительно смотрит на сиденье напротив него, и я усаживаюсь за стол.
– Он был милым ребенком и… трудным. Нам с моей девушкой было по двадцать два, когда он родился. Это произошло незапланированно, но мы решили сделать все возможное, чтобы стать хорошей семьей. Что ж… – Артур смеется. – Спустя месяц после рождения Джереми его мама бросила нас обоих. Мы остались вдвоем. Но мы справились, у нас была хорошая семья. – Он замолкает. – Показать фотографию?
Артур опускает руку в карман за бумажником. Тот настолько потрепан, что держится на одном честном слове. Заметив мой взгляд, Артур поясняет:
– Это бумажник Джереми. При нем нашли только его. – У меня сводит живот, когда Артур открывает бумажник и указывает на кармашек с удостоверениями. – Все, что осталось от моего сына.
До боли печально.
Мой взгляд падает на листовку, размером чуть побольше визитки.
– Что это?
Артур недоуменно моргает, затем вытаскивает листовку из бумажника и показывает мне.
– Цитата из Библии, – говорит он.
Вверху листовки голубые небеса. В центре фраза: «Но верен Господь, который утвердит вас и сохранит от лукавого»
[5]. Джереми, видимо, использовал ее как ненужный клочок бумаги. Спереди он что-то написал, рвано и небрежно, словно дрожащей рукой. И поставил время: 15:30.
Тяжело сглотнув, Артур опережает мой вопрос своей догадкой:
– Похоже, у него была назначена встреча… где-то. Зачем он носил при себе это напоминание, если собирался покончить с собой?
Я не уточняю, что на листовке не стоит дата. Возможно, встреча уже состоялась.
Артур возвращает внимание к тому, о чем шла речь до этого: к вставленной в бумажник фотографии. На снимке школьный выпускной, и Джереми еще совсем юн. У него обычное, ничем не примечательное лицо, на которое я не обратила бы внимания, если бы не видела его раньше. А поскольку я его видела, меня в нем кое-что цепляет. Джереми не выглядит счастливым, но и несчастным тоже не выглядит. Его лицо расслаблено. Кажется, что если он улыбнется, то улыбка обязательно коснется глаз. С комком в горле передаю фотографию Артуру.
– Вы никогда не упоминали о нем.