По дороге домой, ближе к полуночи, Би показалось странным, что родители ей не пишут. Да, она уже вышла из того возраста, когда надо возвращаться домой к установленному родителями часу, и они ничего с этим не могли поделать, но Би теперь больше прежнего обожала находиться там, где происходит самое интересное, и мама с папой обычно волновались за нее.
Подъездная дорожка у дома пустовала. Входная дверь была заперта, свет выключен.
* * *
Она сама похоронила родителей, поскольку дело не требовало отлагательств. И надеялась, что все сделала правильно. Помогавшая ей во всем миссис Рути теперь целыми днями пыталась отыскать Пэтти – двоюродную бабушку Би и Ло, единственную родственницу сестер со стороны их теперь уже погибшей матери. Они никогда не виделись, но Пэтти должна была узнать о случившемся.
* * *
У сестры все настолько плохо, что убьет ее не авария, а попавшая в организм инфекция. Врачи борются с ней разными антибиотиками, и Ло так накачана всевозможной жидкостью, что у нее отекли руки, ноги и лицо. Медсестра советует Би остаться на ночь в больнице с сестрой. Если она сможет вынести это. Би не может.
– Останься все равно, – говорит медсестра.
Ло была странноватым ребенком; ее поведение было чуждо Би, а детство лишено волшебства нежданных открытий. Би бежала в мир без оглядки, а Ло и шагу не могла ступить, не имея за спиной точки возврата. Шестилетней она просыпалась по ночам и плакала из-за промокших, описанных простыней. Она шла с этим не к родителям, а к Би и выглядела такой жалкой, что Би не могла на нее злиться.
«Мне приснился кошмар», – выпаливала Ло на одном дыхании, в следующую же секунду умоляя сестру не рассказывать никому о случившемся. У Би не хватало духу сказать, что родители знают: кто, как не они, занимаются стиркой? Сестры меняли вместе белье, Ло подмывалась, и Би укладывала ее в постель. Она безуспешно пыталась докопаться до того, что так сильно пугает сестру. Как-то, лежа в чистой постели, Ло посмотрела на Би расширенными от страха глазами и спросила, боится ли она непознанного – того, что может случиться с ней. Би ответила: «Нет». Она верит лишь в то, что видит и знает.
Ло хочет быть писательницей. Би терзает мысль, что у сестры, возможно, никогда не будет шанса поделиться с другими своими историями.
* * *
Би медленно, нетвердыми шагами идет в безлюдную больничную часовню. Придавленная горем, падает перед алтарем и крестом и рыдает.
– Я сделаю все что угодно, – твердит она в пол. – Все что угодно.
Она лежит, залитая слезами. Глаза воспалены, кожа вокруг губ и носа саднит.
– Боже, – шепчет Би снова и снова, снова и снова. – Боже, я сделаю все что угодно. Пожалуйста, Боже…
И Он приходит.
Часть 1
Сентябрь, 2017
Я просыпаюсь с чувством приближения бури. Ощущаю ее не в воздухе, а своими ноющими косточками. Сквозь занавески пробивается солнечный свет. Посоветуй я кому-нибудь взять с собой зонт, меня посчитают безумной, поскольку, раздвинув шторы, я не вижу на небе ни облачка. Но тело никогда не лжет, и дождь начинается, как только я доезжаю до вокзала.
– Черт!
Я медленно поднимаю взгляд от колен и разжимаю кулаки. Водитель такси наклоняется вперед, всматриваясь через лобовое стекло в свинцовую завесу над головой. Я достаю из кошелька несколько банкнот, отдаю их таксисту и выхожу из машины. На кожу падают холодные капли. Секунды спустя дождь переходит в настоящий ливень, но я, не успев промокнуть, заскакиваю в автоматические двери здания вокзала и уже там оборачиваюсь посмотреть на менее везучих людей, разбегающихся в поисках укрытия.
– Чтоб тебя, – бормочет ввалившаяся чуть погодя промокшая насквозь женщина. Она тащит за собой двух несчастных малышей, мальчика и девочку. Мальчонка плачет.
Я смотрю на электронное табло на стене. Поезд придет через десять минут, без задержек. Я испытываю облегчение, никак не связанное со своевременным отбытием со станции. Закрыв глаза, представляю постель, из которой с трудом вытащила свое ноющее тело, и скомканные на ней простыни, ждущие меня.
Поворачиваюсь и натыкаюсь на каменную грудь мужчины. Или парня. Затрудняюсь определить его возраст. Он может быть как старше, так и младше меня. Парень смотрит мне в лицо, и его глаза слегка расширяются.
– Я знаю тебя? – спрашивает он.
На его бледном лице лихорадочно краснеют щеки. Под карими глазами пролегли темные круги, словно он давно забыл, что такое сон. На голове сальная шевелюра из черных завитков. И сам он ужасно худой. Я никогда не видела его раньше, и мне все меньше нравится упертый в меня взгляд, поэтому я обхожу парня, ничего не отвечая. Ошибся, и ладно.
– Я знаю тебя, – бросает он мне в спину.
Я присоединяюсь к собравшейся на платформе толпе. Ненавижу предпосадочную сутолоку, нетерпеливых людей, пренебрегающих сидячими местами, предназначенными для ожидания. Дерганые пассажиры окружают меня со всех сторон, задевают плечами и локтями. Я сжимаю губы, прикрываю веки и потираю друг о друга ладони. «Обожаю» терять выходной ради посещения врача и постановки бестолкового ежегодного диагноза: «еще трепыхается».
– Кто потеряет душу свою ради Меня, тот обретет ее…
[2]
Я несколько ошарашена странностью слов и нежеланной близостью Того, чьим голосом они произнесены. Открыв глаза, смотрю, не слышали ли их рядом стоящие. Если и слышали, то, в отличие от меня, не обратили на сказанное внимания, их взгляды устремлены на железнодорожные пути. Я решаю последовать их примеру и игнорирую неприятное присутствие за спиной, пока не получаю в нее тычок и не слышу те же слова еще ближе.
– Кто потеряет душу свою ради Меня…
Я поворачиваюсь к парню лицом.
– Слушай, свалил бы ты…
– Ты – Ло! – отвечает он.
Потрясенно замолкаю. В его глазах ни малейшего сомнения, он уверен во мне больше, чем я – сама в себе. Не успеваю спросить его, откуда он знает мое имя и где мог его слышать, так как он снова открывает рот. Его голос тонет в грохоте прибывающего поезда, но я читаю слова по губам: «…обретет ее…» Парень хватает меня за плечо, отодвигает в сторону и проталкивается между недовольными пассажирами, стоящими между ним и краем платформы. Между краем платформы и…
– Эй! – зову я его. – Эй!
Он спрыгивает прямо на рельсы. Только тогда все наконец замечают его и ждут, что он сделает дальше.
– Еще есть время! – кричит кто-то.
«Еще есть время». Порой нужно оказаться на волосок от смерти, чтобы почувствовать себя живым, ведь именно в такие мгновения хочется жить как никогда. Но чаще всего происходит другое: ты ложишься на рельсы, и на тебя едет поезд.