— Черт возьми, — говорит она. — Только не это. Нет, нет, нет. Мужчины, контролирующие каждый шаг женщины. Хуже их никого нет. Тебе нужно порвать с ним. И чем скорее, тем лучше.
Таллула поворачивается к окну, не говоря того, что ей следует сказать, что все не так просто, что он живет с ней, что у них есть общий ребенок.
— Да, — шепчет она. — Ты права.
* * *
— Кто была эта девушка? На автобусной остановке сегодня утром?
Зак лежит на их двуспальной кровати в своей рабочей одежде. По идее, он должен быть на работе, и, увидев его, она от неожиданности вздрагивает.
— Боже, Зак. — Она прикладывает руку к сердцу. — Что ты здесь делаешь?
— У меня разболелась голова, — говорит он. — Отпросился пораньше.
Она щурится на него.
— Не проще ли было принять таблетку?
— У меня с собой их не было. — Он садится и обнимает колени. — Это была та самая девушка? — спрашивает он. — Та, что на фото в твоем телефоне. С рождественской вечеринки?
— Да. Она живет недалеко отсюда.
— Мне казалось, ты сказала, что она бросила колледж.
Она моргает. Как он вспомнил, что она ему это говорила?
— Да, — говорит она. — Она бросила учебу. Она просто ехала в город.
Он кивает.
— Она тебя лапала.
Таллула пожимает плечами.
— Кажется странным, — продолжает он. — Девушка, которую ты почти не знаешь, но у тебя на телефоне есть селфи с ней, а затем она прижимается к тебе на автобусной остановке, как будто она твоя лучшая подруга.
— Просто она такой человек, — говорит Таллула, расстегивая рюкзак и вынимая папку с заданиями. Ной дремлет в комнате матери, и она надеялась использовать этот тихий час, чтобы сделать домашнюю работу. — Чересчур эмоциональная, понимаешь?
— Где же тогда она живет? Эта эмоциональная девушка?
— Понятия не имею, — отвечает она. Последний слог застревает в ее горле. — Где-то неподалеку. Это все, что я знаю.
Он кивает и медленно поднимается с кровати. Делает пару шагов к ней и выпрямляется во весь рост. Глядя ей в глаза, он приподнимает ее подбородок, поворачивая к себе ее лицо. Его взгляд буквально прожигает ее.
— Ты другая, — говорит он.
Она убирает его руку и отворачивается.
— Неправда.
Он с силой тянет ее за руку.
— Не уходи от меня. Я пытаюсь с тобой поговорить.
От силы его слов она слегка откидывает голову.
— Мне нужно делать домашнее задание. У меня нет времени на это.
— На это? — переспрашивает он. — Ты имеешь в виду нас? У тебя нет времени на нас?
— Нет, — говорит она, чувствуя, как колотится ее сердце, — у меня нет на нас времени. У меня есть время только для Ноя. У меня есть время на колледж. Вот и все. У меня нет времени на нас. Ты прав.
Воцаряется гробовое молчание. Зак переминается с ноги на ногу.
— Что ты хочешь сказать, Лула?
— Ничего. Я не пытаюсь ничего сказать. Ты сказал, что у меня нет времени на нас, и я согласна с тобой. У меня нет времени. Его никогда нет.
— Но… если бы ты действительно хотела, чтобы это сработало, ты бы нашла время. Так в чем же дело? Ты хочешь, чтобы это сработало? Или нет? Потому что у меня есть работа, Лула. Вообще-то я работаю, зарабатываю деньги, приношу их в семью. Каждый день. И я помогаю с Ноем, двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю. И как ни странно, у меня есть время еще и для тебя. Для нас. Так почему же у тебя нет?
— Не знаю, — отвечает она. — Я не знаю.
Секунда молчания, затем Зак вздыхает и притягивает ее к себе, притягивает с такой силой, что она чувствует, как ее грудная клетка сплющивается под давлением, ее легкие сжимаются, а дыхание застревает на полпути к горлу.
— 28 –
Сентябрь 2018 года
Полиция снова оцепила лес. Вид пластиковой ленты, развевающейся на ветру в конце лета, возвращает Ким в прошлое, в подернутый туманной дымкой знойный июньский полдень прошлого года. Она вновь чувствует тяжесть Ноя на руках, бегущий по спине пот, словно наяву видит слепящее белое сияние дома Жаков в Апли-Фолд, кобальтово-синий плавательный бассейн, пустые глаза Мэгс и Саймона, ощущает прокисший запах розового вина из их ртов, слышит нетерпеливое сопенье собак-ищеек, когда они устремились в темноту леса. При мысли обо всем этом она ежится, но тут же выпрямляется и улыбается, когда видит, что из машины без опознавательных знаков вылезает инспектор Дом Маккой.
— Привет, — говорит она.
— Рад видеть вас, Ким, — отвечает он. — Это снова мы.
Она закатывает глаза и говорит:
— Это да.
Он ведет ее к месту подальше от машин, в тень большого дерева.
— Знак исчез. Я с мисс Бек сегодня утром пошел посмотреть его, и он уже был снят. Гвоздь все еще вбит в забор, но сам знак исчез. Правда, к счастью, мисс Бек сообразила сфотографировать его, так что у нас есть снимок и мы можем отправить его на экспертизу. Говорят, она пишет детективные романы, так что, думаю, ее ум работает соответствующим образом.
Ким вопросительно приподнимает бровь.
— Неужели?
— Да. Я знаю. Она не похожа на привычный типаж — совсем не скажешь, что это Агата Кристи, не так ли?
— Верно, не скажешь, — Ким улыбается.
— Как бы то ни было, мы отправили фото на экспертизу почерка и так далее. Но мне определенно кажется, что кто-то активно пытается сделать так, чтобы мы возобновили расследование. Кто-то, кто знал, что приезжает новый директор. Кто-то, кто хотел, чтобы обручальное кольцо было найдено. Кто-то, кому хочется играть с нами в игры.
— Но зачем кому-то это нужно?
Дом вздыхает.
— Ким, людям хочется делать самые разные вещи. Если бы не люди, которые делают то, чего мы с вами никогда бы не сделали, я бы сидел без работы. Моя теория в данный момент заключается в том, что это сделал тот, кто все это время что-то знал, оставаясь в тени. Кто-то, кому известно, что случилось с Таллулой и Заком. Но по какой-то причине молчание ему надоело. Ему стало скучно, что никто не пойман.
Когда он произносит слово «пойман», Ким вздрагивает. «Пойман» предполагает, что кто-то сделал с ее ребенком что-то нехорошее. Говорит о том, что ее ребенок мертв. И ни разу, ни разу почти за пятнадцать месяцев, прошедших с тех пор, как она видела, как ее дочь в обрезанных джинсовых шортах и топике вышла из дома, когда с неуверенной улыбкой на лице она на прощание поцеловала своего маленького сына и шагнула навстречу мягкому теплу солнечной летней ночи, Ким ни разу даже в голову не приходило, что такая возможность окажется чем-то иным, нежели обрывком дурного сна, который легко прогнать силой собственных мыслей.