Доказательная медицина. Что, когда и зачем принимать - читать онлайн книгу. Автор: Кирилл Галанкин cтр.№ 26

Страница

Совпало так, что в том же в 1854 году итальянский анатом Филиппо Пачини обнаружил в слизистой оболочке кишечника умерших от холеры и в кишечном содержимом множество палочковидных организмов, которые он счел возбудителями холеры. Сообщение Пачини было проигнорировано итальянскими врачами, которые оказались такими же ревностными сторонниками миазматической теории, как и их британские коллеги.

Точку в этой истории поставил немецкий микробиолог Роберт Кох, который в 1883 году повторно открыл холерный вибрион, палочковидную бактерию, вызывающую холеру. Возможно, что врачебное сообщество отмахнулось бы и от сообщения Коха, но к тому времени Луи Пастер успел произвести «микробную революцию», положившую конец господству теории миазмов. Вдобавок Кох имел государственную поддержку – исследования холеры проводились по поручению германского правительства.

Джон Сноу до своего триумфа не дожил. Он умер в 1858 году в возрасте сорока пяти лет от инсульта.

ПОСТСКРИПТУМ. Джон Сноу не смог установить истинную причину холеры, но это не помешало ему разработать действенные противоэпидемические меры при холере. Для того чтобы создавать правильные методы и теории, не обязательно обладать полным, исчерпывающим знанием. Главное – не отрываться от действительности, не принимать ничего, что идет с нею вразрез.

Различные инфекционные заболевания, возникающие у женщин вскоре после родов, в былые домикробные времена называли родильной горячкой. Родильная горячка часто приводила к смерти, потому что антибиотиков тогда не было, и организму, ослабленному беременностью и родами, приходилось бороться с инфекцией «один на один», без какой-либо помощи.

Во второй половине XVIII века в Европе и Соединенных Штатах резко возросла смертность от родильной горячки, что выглядело весьма удивительно и даже парадоксально, поскольку этот рост совпал с таким прогрессивным новшеством, как устройство родильных домов. В этих учреждениях женщины могли получать квалифицированную медицинскую помощь, сильно отличавшуюся в лучшую сторону от той помощи, которая оказывалась при приеме родов в домашних условиях, ведь далеко не всегда надомные роды принимались врачом или опытной повитухой. Ожидалось, и вполне оправданно, что появление родильных домов снизит процент осложнений и смертности, но вышло иначе. Родильная горячка стала бичом родильных домов.

В наше время даже человек совершенно далекий от медицины легко объяснит этот факт – собрали всех рожениц вместе, чтобы они могли обмениваться микробами друг с другом. Но в то время об инфекционной природе заболеваний врачи не имели понятия. Персонал родильных домов, переходя от одной пациентки к другой, не утруждал себя мытьем рук. Если руки пачкались, то их вытирали о фартук – так было удобнее. Фартуки (кожаные или полотняные), к слову будь сказано, служили тогда единственной рабочей одеждой медицинского персонала, халатов не носили. Иногда, например во время приема родов или проведения операций, к фартукам могли добавляться нарукавники.

У нас с вами слова «врач» или «медицинский работник» устойчиво ассоциируются с чистотой, и нам трудно представить, что совсем недавно, менее чем двести лет назад, грязный фартук, покрытый пятнами крови и гноя, был предметом гордости врача, подтверждением того, что этот врач – практик, который много работает с пациентами, а не кабинетный философ.

Впервые предположение о заразности родильной горячки высказал известный британский хирург и акушер Чарльз Уайт, автор опубликованного в 1773 году «Трактата о ведении беременных и рожениц». В этом трактате Уайт, помимо прочего, писал о необходимости соблюдения чистоты. Тогда на эту рекомендацию врачебное сообщество внимания не обратило. В середине XIX века такое же предположение пришло в голову венского акушера Игнац Земмельвейса, причем родилось оно на основании статистического анализа – сравнения данных о смертности от родильной горячки, которую к тому времени стали называть послеродовой лихорадкой в двух акушерских клиниках Вены.

В Первой акушерской клинике профессора Клейна, куда после окончания венского университета поступил на работу Земмельвейс, смертность была в 3–5 раз выше, чем во Второй акушерской клинике, которую возглавлял профессор Бартш.

Смертность от послеродовой лихорадки в первой и второй акушерских клиниках Венской больницы общего профиля (Allgemeines Krankenhaus der Stadt Wien) в период с 1841 по 1846 год

Обратите внимание на показатели 1844 года. При практически одинаковой загрузке клиник (3157 против 2956) процент смертности различается почти в 4 раза!

Две акушерские клиники одного города… Их главы хорошо знакомы друг с другом и постоянно встречаются на различных собраниях и мероприятиях… Дело происходит не где-то на задворках средневековой Европы, а в просвещенном городе Вене, в середине просвещенного XIX века… И при этом на вопиющую (иначе и не скажешь) разницу в смертности между клиниками обращают внимание не их руководители, не кто-то из профессоров медицинского факультета университета и не кто-то из руководства больницы, к которой относятся обе клиники, а рядовой ординатор! Вот так в то время относились к статистике. Статистический учет велся спустя рукава и чисто для себя, то есть руководство учреждений анализировало собственные данные, не заглядывая в «чужие огороды».

Поиски причины привели Земмельвейса к мысли о том, что столь значительной разница в смертности обусловлена разной организацией работы врачей в двух клиниках. В Первой клинике профессора Клейна работали врачи, совмещавшие прием родов со вскрытиями трупов и ведением пациенток «горячечного» отделения, а врачи Второй клиники профессора Бартша занимались исключительно приемом родов и ничем более. Врачи Первой клиники передавали горячку своим пациенткам. Земмельвейс называл фактор, вызывающий горячку, трупными частицами, потому что патологоанатомическая картина, выявлявшаяся при родильной горячке, была аналогична той, что можно было увидеть при вскрытии тел людей, умерших от заражения трупным ядом ^[49].

Земмельвейс ввел в Первой акушерской клинике обработку рук раствором хлорной извести, обязательную для тех сотрудников, которые имели дело с беременными и рожающими женщинами. Эта мера привело к быстрому снижению смертности в клинике Клейна до уровня смертности в клинике Бартша. Если в апреле 1847 года смертность составляла 18,3 %, то после того, как в середине мая было начато мытье рук, она снизилась до 2,2 % в июне, 1,2 % в июле, 1,9 % в августе, а в сентябре и октябре впервые за всю историю существования клиники смертность была нулевой!

Страница