Леди в наручниках - читать онлайн книгу. Автор: Оливия Голдсмит cтр.№ 57

Но только Шер собралась сунуть его в рот, как Тереза, которая рассматривала какую-то карточку из коробки, остановила ее.

— Подожди! — воскликнула она. — Их надо есть правильно.

— Как это? — удивилась Шер.

— Здесь есть маленькая книжечка, — сказала Тереза. — Тут написано, как надо есть эти конфеты. Называется «техника дегустации».

— Ты что, хочешь сказать, что их нельзя съесть просто так?

— Слушайте, я всю жизнь ем шоколад, и до сих пор все было нормально. Меня никогда за это не арестовывали, — заметила я.

— Нет, мы должны все сделать правильно, — заупрямилась Тереза. — Возьмите все по шоколадке.

Мы послушались, и она начала читать: «Для того чтобы насладиться тонким вкусом и первой волной аромата, подержите шоколад во рту несколько секунд. Чтобы воспринять вторую волну аромата, пожуйте конфету, сделав от пяти до десяти жевательных движений. Пусть шоколад растает во рту, после этого размажьте его по небу с помощью языка. Обратите внимание на аромат и структуру шоколада, тающего во рту».

Тереза перевела дух.

Мы постарались выполнить эти инструкции, но я так смеялась при этом, что чуть не подавилась. У Зуки по подбородку потекли шоколадные слюни. Дженнифер незаметно встала и вышла.

Шер взяла другую конфету.

— Подожди! — встрепенулась Тереза. — Она у тебя с начинкой или без начинки?

— Откуда я знаю? Просто хорошенькая шоколадка, — ответила Шер.

— Если она с начинкой, то ее надо есть по-другому.

— Ну-ка, дай это сюда! — Шер забрала у Терезы буклет. — Черт! Это правда. Вы только посмотрите. Если шоколад с начинкой, то надо жевать от трех до пяти раз.

В конце концов даже Терезе это надоело.

— Давайте просто есть эти штучки так, как нам нравится, — сдалась она. — Смотрите, тут еще написано о вине и о чае: что подходит к какому сорту. У кого есть время думать о подобных глупостях?

Все снова засмеялись, а Шер мечтательно сказала:

— Это тот мир, в котором я хотела бы жить.

Мы не провожаем своих подруг на волю. Не знаю, почему они это запрещают, — ведь никто не будет устраивать побег на глазах у охраны. Я думала, что больше не увижу Шер, но Хардинг, стараясь сделать мне приятное, разрешила мне проводить ее.

Честно говоря, я этого совсем не хотела. Утром я даже не смотрела в сторону Шер. Что кончено, то кончено. Мы и так знали, что никогда в жизни больше не увидимся, и еще десять минут не играли роли.

Здесь привыкаешь терять и не оглядываться назад. Я мысленно прощалась с Шер уже давно, и продлевать агонию было ненужной жестокостью. Но Хардинг этого не объяснишь, поэтому я молча встала и пошла с ней.

Я понимала, что это привилегия. Ладно, раз уж мне самой никогда отсюда не выйти, то хоть увижу, как это происходит. Но я не могла смотреть на Шер, а она — на меня.

Во время процедуры рядом с Хардинг стояли еще две охранницы, и это не прибавляло обстановке непринужденности. Я наблюдала, как Шер сняла тюремную робу и переоделась в свои вещи. Выглядела она в них просто здорово. У нее оказалась куча личных вещей; кроме того, она получила остаток со своего тюремного счета и деньги, которые штат выделял на начало новой жизни. Но это, конечно, жалкая сумма, которой не хватило бы и на автобусный билет до Пенсильвании.

Шер пришлось подписать целую пачку бумаг. Я потом их все изучила.

Я почти не поднимала головы и все время смотрела в пол. Скажу правду: я завидовала. И мне было больно, что она уходит. Я была счастлива за нее, но при этом я была жутко несчастна. Хардинг сказала свою напутственную речь, из которой я не слышала ни слова. Но я отлично помню, что было дальше.

— Думаю, теперь вы хотели бы попрощаться, — торжественно сказала она нам с Шер.

Наверное, Хардинг ожидала, что увидит трогательную сцену. Как мы рыдаем друг у друга на груди или что-то в этом роде. Но с меня уже хватило этой боли, а Шер слишком стремилась выскочить отсюда как можно скорее.

Сначала мы обе стояли молча, потом я протянула руку.

— Прощай, — сказала я.

Шер вяло пожала мою холодную руку и ответила:

— Прощай.

Она повернулась и пошла к двери, а я смотрела ей в спину, обтянутую шикарным жакетом, думая, что вижу ее в последний раз. Потом я тоже повернулась и ушла в контору.

Для убийцы, отбывающей пожизненное заключение, я просто счастливица. Я понимаю, как это глупо звучит, но это истинная правда. У меня отдельная комната, я регулярно получаю новые книги. Два сына стремятся сделать мою жизнь как можно интереснее. И начальница тюрьмы смотрит сквозь пальцы на мелкие нарушения, которые делают приятнее мою жизнь здесь.

Так что я налила кипятку в чашку и в миску с овсяными хлопьями, как делала каждое утро вместо того, чтобы ходить в столовую, и развернула свежую «Нью-Йорк тайме». Это одно из маленьких преимуществ заключения: теперь у меня всегда хватает времени на то, чтобы за завтраком прочесть свежую газету от корки до корки, но и за неделю я успеваю изучить толстый «Нью-Йоркер» — мой любимый журнал.

Когда чай заварился, а хлопья достаточно размокли, я приступила к завтраку, не отводя глаз от газеты. Но дойдя до коммерческого раздела, я чуть не подавилась и не выплюнула чай прямо на газету.

На фотографии Том Бренстон и Дональд Майклс стояли рядом со следователем, который арестовал Дженнифер Спенсер за мошенничество с ценными бумагами, и улыбались. Подпись под снимком гласила: «Расследование в „Хадсон, Ван Шаанк и Майклс“ прекращено». Ниже были помещены слова Бренстона: «Наша фирма оказала расследованию всестороннюю поддержку, и выявленные факты убедительно подтверждают, что именно Дженнифер Спенсер, и только она, была черной овцой в нашем здоровом коллективе».

Черная овца! Ну и ну! Мужская подлость не знает границ!

Именно в этот момент у меня в камере появилась Фрэнсис и на этот раз вместе со льдом принесла мне записку. Я поблагодарила ее, дождалась, пока она уйдет, и только тогда вскрыла записку.

«Мы с новенькой подойдем к вам во время прогулки в 2.30. Нужно поговорить».

Подписи не было, но я не ожидала здесь подписи: в тюрьме записки запрещены. Зато я узнала почмерк Мовиты и, естественно, догадалась, кто такая «новенькая».

Слово «прогулка» всегда казалось мне неподходящим названием для тех полутора часов, которые мы ежедневно проводили вне стен тюрьмы. Хотя и выйдя наружу, мы все-таки оставались внутри, так как тюрьма построена в форме буквы П, а с открытой стороны находится двойное ограждение.

И все-таки здесь можно было смотреть на небо! Я раньше не представляла себе, что многие женщины вынуждены обходиться без этого. И не понимала, почему архитекторы, проектирующие тюрьмы, считают, что окна в камерах не нужны. Я не говорю о карцере. Как ни странно — по крайней мере, для меня, — камеры без окон считаются у нас лучшими, потому что расположены в новой части здания. Но я никогда не откажусь от своего окошка! Пусть оно крошечное и расположено под самым потолком, но в него можно увидеть кусочек неба.