Чичи почувствовала, что у нее закружилась голова.
– Я тебя слушаю, – сказала она.
– Я думаю, что для того, чтобы узнать тебя, все твои грани, понадобится время. Нам нужно больше времени. Но мне не нужно время, чтобы понять, что я люблю тебя больше, чем кого-либо еще, и что при одной мысли о том, чтобы прожить жизнь без тебя, я погружаюсь в такое отчаяние, какое даже описать не могу. Ты не можешь прожить свою жизнь одна или с другим мужчиной, потому что я не могу жить без тебя. Моя семья – это ты.
Для Чичи Донателли семья воплощала все самое главное. Именно сила семьи высвободила ее мечты, целеустремленность и самосознание. Семья всегда будет для нее священна. Поддержка, которую отец оказал ее таланту, была настолько тесно сплетена с ее собственной верой в свои способности, что в сознании и сердце Чичи они были неразделимы. Семья означала, что Чичи никогда не остается одна, даже вдали от дома, на гастролях; что каменная стена защищает ее от беды и что та же стена удерживает в узком кругу радость, о которой узнают только те, кому Чичи доверяет и с кем ее объединяет общее прошлое. Следовательно, став для Тони его семьей, она может без колебаний согласиться на таинство брака, если поверит, что он чувствует то же самое.
– Не торопись, подумай хорошенько, – добавил Тони. – Если бы я мог, я ждал бы до скончания времен. – Он не шутил.
– Ладно, Сав. Ладно.
– Ты серьезно?
– Да.
– Ты не сдаешься, не просто сломалась, ты действительно хочешь, чтобы мы поженились?
– Да, я выйду за тебя замуж.
Тони достал из кармана коробочку, встал на колени перед Чичи и откинул крышку. В складках темно-синего бархата покоилось платиновое кольцо с сердечком, выложенным из мелких бриллиантов. Сердечко посверкивало в розовом свете лунных лучей.
– Если оно слишком броское, я могу его вернуть в магазин, – неуверенно сказал Тони.
Чичи сузила глаза.
– Давай сюда, – скомандовала она.
– Ох уж эти итальянские девушки! – вздохнул Саверио, поднимаясь с колен и надевая ей на палец кольцо.
– Это самое изысканное кольцо, которое я видела в жизни, – прошептала Чичи и процитировала слова песни: «В золотом кольце бриллиант блестит», обняла и поцеловала Саверио.
Тот закончил цитату:
– «Нас с тобой ничто уж не разлучит».
– Хорошие стихи, – сказала Чичи.
– Шуточная песня, – поддразнил ее Тони.
– Юмореска, – поправила она его.
Тони не выпускал ее из объятий. От ее кожи веяло первым днем лета.
– Ты так собираешься делать всю жизнь? – поинтересовался он. – Поправлять меня?
– Всего лишь когда ты будешь ошибаться. – Она поцеловала его руки. – Сав?
– Да?
– А ты будешь мне верен?
– Всего лишь вечно.
Чичи выпрямилась на водительском сиденье, осторожно и медленно ведя «паккард» по улицам Сан-Диего.
– Мне нельзя опаздывать, – волновался Тони.
Она прищурилась:
– Кажется, мне нужны очки.
– Нашла когда мне об этом говорить!
– Успокойся, мы уже почти доехали, – сказала она.
– До базы-то мы доедем, но как ты потом попадешь в тот свой монастырь?
Автомобиль дернулся.
– Как кенгуру, – беззаботно ответила Чичи. – Твою машину я верну на место, а за мной Шейла прислала нашего водителя. Все будет отлично.
Фары осветили табличку на сетчатом заборе, сообщавшую, что перед ними Ремонтная военно-морская база Сан-Диего.
– У нас получилось! – Чичи выжимала тормоза, пока автомобиль не остановился. Она повернула ключ в стояночное положение и выключила зажигание.
– Все еще хочешь «паккард»? – спросила она.
– Ход неплохой, но были и перебои. По-моему, тормозные колодки стерлись, – предположил Тони.
– Скажу автомеханикам, когда буду возвращать.
Чичи повернулась к Тони и оттянула у себя на шее золотую цепочку с медальоном. Она разомкнула замочек, надела цепочку на шею Тони и застегнула.
– Это чудодейственный медальон. Освященный. Пока ты его носишь, с тобой не случится ничего плохого.
– Со мной не случится ничего плохого, пока ты меня любишь, – ответил он.
Чичи нежно поцеловала жениха.
– Когда ты вернешься?
– Мое следующее увольнение через восемь месяцев. А потом кто знает.
– Если только война не закончится.
Тони улыбнулся.
– Вот об этом помолись отдельно, – сказал он.
– А ты знаешь, куда тебя посылают?
– Дно океана, оно и есть дно, куда ни направляйся.
– А каково оно, на дне?
– Работа на подводной лодке очень похожа на заводской конвейер. Стараюсь много не думать. Но когда думаю, то все мысли только о тебе.
– А я буду думать о тебе. – Чичи опустила взгляд на свою руку. – Это самое прекрасное кольцо, что я видела в жизни. Спасибо.
– Оно тебе идет.
– Я его не заслуживаю.
– А я – тебя.
Тони поцеловал Чичи на прощанье. Он уже несколько месяцев не целовался и чуть было не позабыл, как необходимы для жизни поцелуи. Для него они были живительным воздухом и уж точно пищей – куда лучшей, чем еда. За столько лет знакомства с Чичи он узнал о ее губах все, ни разу до них не дотронувшись, он смотрел на них, когда она разговаривала, наблюдал, как она их закусывала, работая над новой песней, и поражался, как ей удавалось быстренько подкрасить их за кулисами, не глядя в зеркало, и все же не испортить рисунка. «Савви, у меня губы ровные?» – могла она спросить перед самым выходом на сцену. Иногда он большим пальцем подправлял контур – она любила форму бантика. В те времена все эти мелочи ничего не значили, но теперь он подумал, что вот они поженятся и однажды у них будут дети с такими же губами и улыбками.
– Завтра мне надо будет купить пачку благодарственных открыток, – сказала Чичи.
Тони привык к ее неожиданным заявлениям и решил ей подыграть.
– Зачем это?
– Разошлю их всем девушкам, которых ты целовал, пока не добрался для меня. Надо же их поблагодарить за тренировку.
– Оглянись, Чич.
Чичи поглядела сквозь лобовое стекло «паккарда». На улице мичманы прощались с женами и подругами. Пары рассеялись по дороге, как кусты перекати-поле, и много же их было! Они появлялись из-за углов и из переулков, выходили из автомобилей, сходили с автобусов и выходили из тени у ворот базы под лучи восходящего солнца. Совсем как Тони и Чичи, они пытались выжать каждую секунду из прощания.