– Что случилось? – спрашивает она. – Что они тут делали?
– Договаривались, – говорит Пол. – Доктор победил. Пятнадцать минут назад он объявлен новым премьер-министром. Все отправились праздновать.
– Неужели Марсдон сдался?
– Нет. Не совсем так. Он сказал, что соглашается на это ради блага народа. Возник небольшой спор о том, какой именно «народ», но это было ожидаемо.
– Принц что, можно сказать, отрекся?
– Принц вообще ничего не сделал, – ответил Пол. – За него все делал Марсдон. Сам он станет министром по туризму, а для Принца они выторговали кресло министра юстиции. Вот почему Марсдон особо не сопротивлялся. Он хочет увидеть выражение лица нынешнего министра юстиции.
Он уходит в ванную, Ренни слышит, как он чистит зубы.
– Ты как будто не слишком доволен! – кричит она.
Пол возвращается. Он идет тяжелой поступью, направляясь к постели. А он старше, чем ей казалось.
– А с какой стати мне быть довольным?
– Доктор Пескарь хороший человек, – говорит Ренни.
И это правда, доктор – хороший, добрый человек, и не его вина, что от его доброты ей не по себе. Как будто общаешься с человеком на диете – от этого ей всегда ужасно хочется шоколада или настоящих жирных взбитых сливок.
– Хорошие люди часто как шило в заднице, – говорит Пол. – С ними трудно иметь дело. Он ведь политик, а значит, должен использовать свои возможности, по-другому не бывает, но он, кажется, не слишком к этому рвется. Он верит в демократию, в честную игру, во все эти идеи, которые побросали здесь британцы вместе с крикетом, он искренне верит в этот бред. Он считает, что оружие – это зло.
– А ты как думаешь? – спрашивает Ренни.
Пол сидит на краю кровати, словно ему не хочется ложиться.
– Это не имеет никакого значения, – говорит он. – Я нейтрален. Сейчас важно то, что думает противная сторона. Что думает Эллис.
– И что же думает Эллис?
– Это еще предстоит узнать. Но ему все это не понравится.
– А что Принц? – спрашивает Ренни.
– Принц – мечтатель. Он поставляет народу веру. Он думает, что это – все что нужно.
Наконец Пол забирается в постель, под москитную сетку, заправляет ее и поворачивается к Ренни. Он устал, это видно, и внезапно кажется Ренни таким провинциальным. Ему бы полосатую пижаму, а потом сердечный приступ – и картинка бы сложилась. Впрочем, не он сам производит такое впечатление. Это включилась ее собственная – фальшивая – заботливость. Завтра она сядет на дневной катер, а все, что будет до этого, – лишь отсрочка. Может, сказать ему, что у нее болит голова. Ей бы не помешало выспаться.
И все же не следует отказывать людям в великом праве сомневаться, по крайней мере, есть такая теория. За ней должок: именно он вернул Ренни ее собственное тело, не так ли? Хотя сам он об этом не знает. Ренни обнимает его. В конце концов, секс дарит утешение. Дело хорошее.
– Что тебе снится? – спрашивает Ренни.
Это ее последнее желание, и ей правда хочется знать.
– Я уже говорил, – отвечает Пол.
– Но это неправда, – говорит Ренни.
Пол лежит молча.
– Мне снится яма в земле, – наконец говорит он.
– А еще что?
– Ничего. Просто яма, по ее краям набросана земля. Яма большая, окруженная деревьями. Я иду к ней. Рядом лежит груда обуви.
– И что дальше?
– Я просыпаюсь.
* * *
Ренни слышит звук, еще не понимая, что это. Сначала она думает, что это дождь. Дождь и правда идет, но дело не в нем. Пол вскакивает с кровати первым. Ренни идет в ванную, чтобы завернуться в большое полотенце. Стук в дверь не прекращается, голос настойчив.
Войдя в гостиную, она видит Пола, абсолютно голого, а на его шее повисла Лора. Мокрая до нитки.
Ренни стоит с приоткрытым ртом, придерживая полотенце, а Пол борется с Лорой, отрывает ее от себя и встряхивает за плечи обеими руками. Она рыдает.
– О господи… Боже мой…
– Что случилось? Ей плохо? – спрашивает Ренни.
– Доктора застрелили, – говорит Пол, через голову Лоры.
Ренни похолодела.
– Не может быть!
У нее примерно такое ощущение, будто ей сообщили, что на Землю только что высадились марсиане. Наверняка это розыгрыш, неудачная шутка.
– В него стреляли сзади, – говорит Лора. – В затылок! Прямо с дороги, ужас!
– Кто мог это сделать? – говорит Ренни.
Она вспоминает тех мужчин, что следили за ней, в зеркальных очках. Потом старается переключить мысли на что-то практическое. Наверное, стоит приготовить чай – для Лоры.
– Одевайся, – бросает ей Пол.
Лора снова плачет.
– Вот паскууудство! Суууки… Я подумать не могла, что они способны на такое!..
* * *
Доктор Пескарь лежит в закрытом гробу в гостиной. Гроб простой, из темного дерева; он стоит на двух кухонных стульях, как на двух опорах. На крышке гроба лежит пара ножниц, открытых, – интересно, так нужно для какого-то ритуала, для неизвестной ей церемонии или кто-то просто их там забыл?
Гроб напоминает сценический реквизит, символ в какой-нибудь идиотской морализаторской пьесе; только никто не объяснил, в чем мораль. Кажется, вот-вот откинется крышка и доктор сядет, улыбаясь и кивая, будто разыграл превосходный скетч. Только этого не происходит.
Ренни в гостиной вместе с остальными женщинами, они сидят кто на стульях, кто на полу, дети спят у них на коленях, или стоят, прислонившись к стене. Сейчас час ночи. В кухне тоже женщины, они варят кофе и выкладывают на тарелки еду, которую принесли гостьи, Ренни видит их в дверной проем. Очень похоже на Гризвольд, на похороны ее бабушки, только там ели после похорон, а не до, и пели псалмы в церкви. А здесь всё делают, когда захочется: одна начинает петь, другие подхватывают, поют в три голоса. Кто-то аккомпанирует на губной гармошке.
Жена доктора сидит на почетном месте, рядом с гробом; она плачет без остановки и не делает никакой попытки сдерживаться, и никто не выражает неодобрения. В этом тоже отличие от Гризвольда: всхлипывать было дозволено, в платок, но ни в коем случае не рыдать в голос, демонстрируя неприкрытое горе, не пряча лица. Это непристойно. Если кто-то вел себя подобным образом, ему давали таблетку и отправляли наверх «полежать».
– Почему это случиться! – повторяла жена снова и снова. – Почему это случиться!
Элва сидит рядом, держа ее руку в ладонях, и участливо поглаживает ее, массируя пальцы.
– Я приняла его в этот мир. Мне и провожать его, – говорит она.
Из кухни выходят две женщины с подносом, на котором стоят чашки с горячим кофе. Ренни берет чашку, кусочек бананового хлеба и кокосовое печенье. Это уже второй кофе. Она сидит на полу, подобрав под себя ноги; они начинают затекать.