Гонка на выживание - читать онлайн книгу. Автор: Вадим Филоненко cтр.№ 117

Игрок выходит. Смотрю ему вслед, и меня осеняет – огонь! Раздвигаю губы в усмешке. Ах ты, гуманоид зачуханный! Сейчас ты сам, своими собственными руками отключишь парализатор!

– Сятя, – тихонько шепчу я, – на столике спички, видишь? Сможешь зажечь огонь?

– А гаг?

Объясняю. Троглодит зависает над столом, и по рассыпанным спичкам бегут голубоватые искры. Одна из спичек притягивается к Сяте, как магнитом, он пытается провести серной головкой по коробку, но коробок сдвигается в сторону. Тогда Сятя отпускает спичку и фиксирует коробок, пытается им чиркнуть о спичку. Но легкая спичка улетает на пол.

– Скорее, Сятя. Скорее!

Троглодит пытается снова и снова, но у него не получается: он может одновременно зафиксировать лишь один предмет – либо коробок, либо спичку.

– Ладно, тогда принеси спичку мне, а сам потом возьмешь коробок, – говорю я.

Сятя подлетает ко мне со спичкой и останавливается, не касаясь поля.

– Тяк?

– Не совсем. Тебе надо подойти ближе. Я должен взять ее ртом.

Сятя ежится и колеблется, он еще не забыл причиненную полем боль.

– Сятя, меня скоро убьют, – говорю.

Троглодит буквально бросается на поле, я чувствую, как его трясет от боли, но он терпит молча, опасаясь лишними звуками привлечь внимание врага. Я поспешно зажимаю зубами спичку и напоминаю Сяте:

– Коробок.

И начинается следующий мучительный для нас обоих этап добывания огня. Мои шейные мускулы деревенеют от напряжения, Сятя не выдерживает и начинает тихонько подвывать от причиняемой полем боли, но проклятая спичка никак не хочет загораться.

Наконец, обжигая мне губы, вспыхивает огонь. От неожиданности я выплевываю спичку, и она тотчас гаснет, соприкоснувшись с блестящим пластиком пола. Вот гадство! Я об этом не подумал!

– Сятя, положи на пол какую-нибудь бумагу или тряпку… Да хотя бы вон ту занавеску с окна. И начнем все сначала.

– Сначала! – Сятя едва не воет, но тащит занавеску, а потом приближается ко мне с новой спичкой.

Время идет, пожар никак не хочет заниматься. Я уже на грани отчаяния и не верю в успех, мною движет сейчас лишь дурацкое неумение сдаваться и упрямое стремление во что бы то ни стало идти до конца.

Наконец, спичка вспыхивает. Штору охватывает пламя, и вот-вот сработает автоматическая система тушения огня, а это совсем не то, что мне надо.

– Сятя! Быстро на потолок! Прикрой вон те бусинки, видишь?

Троглодит прилипает к потолку, перекрывая сенсорам «вид на пожар». А огонь с занавески перебрасывается на кресло, на котором я сижу. Ну, все, ожоги мне обеспечены.

– Помогите! – ору я. – Пожар!

Ирвин влетает в комнату и разом просекает всю картину.

– Вот паскудник! – шипит он на меня. – Оставить бы тебя сгорать заживо, да ты пока мне нужен живым.

Лже-Ирвин отключает парализатор. Я вскакиваю с кресла, голыми руками хватаю с пола горящую занавеску и бросаю ее на врага. Он не успевает увернуться, и огненная накидка окутывает его с головой. Его вой сливается с моим. Мне кажется, что руки у меня превратились в два обугленных куска мяса, а кожа пошла пузырями от ожогов. Моя одежда горит. Боль невыносима. Надо скорее потушить огонь! Пусть Сятя откроет датчики, и тогда с потолка ударит пожарная пена, сбивая пламя.

– Сятя… – уже начинаю я, но осекаюсь. Нет! Ведь тогда Ирвин тоже перестанет гореть!

Едва не теряя сознание от боли, хватаю обожженными руками кофейный столик и бью Ирвина изо всех сил. Он падает, но не столько от удара, сколько в попытке сбить с себя пламя, катаясь по полу. Я бью его снова и снова, но ему хоть бы хны, он, того и гляди, очухается и вломит мне в ответ. Первым не выдерживает столик – его столешница разбивается, и в моей руке остается узкий пластиковый клинок с острым краем. Почти не соображая, что делаю, вонзаю острие в Ирвина. Еще… И еще… И еще…

На мое обожженное лицо брызжет что-то мокрое и горячее. То ли кровь, то ли вода. А я все бью и бью, пока боль во мне, наконец, не взрывается безумной, оглушающей темнотой…

* * *

– Блаян… Блаян…

Тоненький вой раскаленными гвоздями вонзается в уши, прогоняя прочь блаженное забытье, и на меня обрушивается боль. Она настолько сильна, что сознание вновь гаснет, позволяя измученному телу отдохнуть от страданий.

– Блаян… Блаян…

Боль… Она красная и горячая… И она повсюду… Вы знаете, что даже ресницы могут болеть? Впрочем, у меня больше нет ресниц – они сгорели вместе с лицом…

– Блаян… Блаян…

– Ся… тя… зат… кни… сь… – Мой язык еле ворочается. Я с трудом воспринимаю окружающую реальность, но все же замечаю, что огонь больше не горит, а на полу и мебели красуются грязные потеки от пожарной пены. – Най… ди… ком… ни… ка… тор…

Троглодит понимает мой беспомощный лепет правильно. Секунду спустя моей обожженной ладони касается болезненно-твердый браслет коммуникатора, а рядом на пол ложится клипса.

– Код-Мар-ти-на-Ше-бо… – Я напрягаюсь изо всех сил, стараясь говорить как можно отчетливее, чтобы система правильно восприняла команду, и расплачиваюсь за это очередной порцией небытия…

* * *

– Ух, как тебя! Ну, просто живого места нет! – слышу голос. Но это не Мартин. Это Лонг.

Открываю глаза, стараясь удержать уплывающее сознание. Да, это Лонг. Сидит рядом со мной на полу и что-то делает с портативной аптечкой. Он замечает мои открытые глаза и говорит:

– Потерпи, Брайан, сейчас сделаю тебе пару инъекций и отвезу в больницу. Сюда врачей вызывать нельзя, они тут же сдадут тебя в полицию.

– По…ч… ему?

– Почему?! Ты еще спрашиваешь, почему?! – Лонг делает выразительную гримасу и кивает куда-то в сторону. – Да ты его просто на ломти покромсал, вот почему!

– Он… ме… ртв?

– Не то слово! Что тут у вас произошло?

– Ты… при… нес… ему… из… вес… тия… о… кар…тах? – вместо ответа спрашиваю я.

Впрочем, «спрашиваю» это слишком сильно сказано. Те нечленораздельные звуки, которые вылетают из моего сведенного судорогой рта, меньше всего похожи на слова, но Лонг понимает и переспрашивает:

– Какие известия? О каких картах?

Молча закрываю глаза. Надоело мне все это вранье.

Лонг делает инъекцию, а потом начинает распылять у меня по коже что-то невероятно приятное и холодное. Я едва не вою от наслаждения. Боль потихоньку отступает, а кожа, то есть то, что от нее осталось, полностью теряет чувствительность, но в целом мне становится значительно легче.

– Попробуй встать, – говорит Лонг.