Соня вздыхает, как-то сразу грустнея.
— А мне хотелось, чтобы он смог! Он хороший.
Хороший, но чужой. Причем давным-давно. Я вспоминаю яркую, вызывающую красоту Ольги Невельской и осторожно уточняю у дочки:
— Сонь, а почему ты сказала, что видела фотографию папы? В том альбоме?
Дочка смотрит на меня с явным недоумением: как я могу не понимать таких простых вещей?
— Потому что она там была! Такая же, как у нас. Дядя Лева знал моего папу?
Мне почему-то становится холодно. Она ошибается. Наверняка ошибается. Таких совпадений просто не может быть. В окружении Невельского не может быть никого, кто захотел бы стать донором. Это совсем другая категория людей, у них благополучные семьи, все устроено и нет смысла заниматься подобным. Как и зарабатывать на этом.
— Мама, почему ты молчишь?
Я заставляю себя улыбнуться. Поднимаюсь из-за стола и забираю у дочки опустевшую тарелку.
— Милая, тебе показалось. Конечно, дядя Лева твоего папу никогда не знал. Это просто похожий мальчик, на той фотографии.
— Нет! — неожиданно сердится малышка. — Не похожий! Это точно-точно он! Я знаю! Там велосипед и котенок. И шортики, как на нашей фотографии.
— Ну хорошо, — мне слишком тяжело дается этот разговор, чтобы что-то доказывать, и я решаю просто согласиться. — Возможно, они были знакомы когда-то в детстве. Или ходили в один садик. Вот фотография и осталась на память.
— Как у меня Илюшина? — морщит носик дочка, вспоминая дружка из группы.
— Да, именно, — улыбаюсь, радуясь, что получилось придумать мало-мальски логичное объяснение.
Но Соня не отстает. Уже по дороге, у самого сада, неожиданно дергает меня за руку и сияет, вдохновленная собственной идеей.
— Мама, спроси у дяди Левы, где этот мальчик! Тогда мы с тобой найдем папу!
Глава 4
Я так надеялась, что после разговора с дочкой смогу успокоиться, но теперь вопросов стало еще больше. У меня не укладывается в голове то, что она сказала. И еще труднее понять причины. Откуда в альбоме Невельского может быть эта фотография?
Очень хочется думать, что Соня все-таки ошиблась, увидела в похожем мальчике того, кто был изображен на хранящемся дома снимке. А если нет? Если мой начальник действительно знает того человека?
Я никогда не задумывалась о том, кем может быть Сонин отец. Хватило тех данных, которые прочитала о нем в анкете. Здоровый мужчина без вредных привычек с почти идеальными физическими параметрами. Такой, который никогда не встретится в реальной жизни. Хотя бы потому, что подобные экземпляры водятся в другом измерении. Не там, где я живу и работаю. Но это и хорошо: избегу соблазна снова влюбиться. Глубокие чувства в моей жизни уже были, и ни к чему хорошему это не привело. И повторения мне точно не надо.
Наверное, самое правильное, что могу сделать, — это просто забыть об услышанном. Не разбираться, ничего не выяснять. Даже если все так, как сказала Соня, что с того? Мужчина, в которого превратился мальчик с фотографии, знать не знает, что у него где-то растет дочь. Да и не нужно ему это знать. Как и мне — о том, кто он такой и где находится.
Насколько проще было бы оставить все, как есть. Вот только не получится у меня ничего! В который уже раз за день останавливаюсь, делая несколько глубоких вдохов. Хорошо, что сегодня мало клиентов, и пришедшие на бизнес-ланч посетители погружены в рабочие дела. Увлечены бумагами или ведут важные переговоры. Никому из них нет дела до официантки, у которой в буквальном смысле дрожат руки.
Я должна узнать правду! А для этого существует только один-единственный путь. И в конце смены, закончив с заказами, собираюсь с духом и отправляюсь в кабинет к начальнику.
Сегодня Невельский не появлялся в зале, хотя машина стоит перед рестораном. Значит, тоже занят работой. Мне ужасно не хочется его отвлекать и вообще напоминать о себе, но, если не поговорю с ним, просто не найду покоя. Да и слишком долго стоять под дверью тоже нельзя: это наверняка заметит кто-то из персонала.
Стучусь, пытаясь унять бешеное волнение в груди. Раздавшееся изнутри разрешение войти кажется сухим и напряженным. И я сама напрягаюсь еще сильнее, словно чувствую, что ступаю на запретную территорию. И больше уже ничего не будет, как прежде.
— Лев Борисович, можно? — голос сипит, как при простуде, и я ругаю себя за слабость. Раз уж решилась, надо хотя бы внешне не проявлять панику. Совсем не стоит демонстрировать, что творится у меня внутри.
— Варя? — он поднимает голову от бумаг и смотрит на меня с явным недоумением. — Да, конечно, входите. Что-то случилось?
Я мотаю головой. Ничего, кроме того, что мне нужно выяснить личность отца собственной дочери.
— Хотела еще раз поблагодарить вас за вчерашнее.
Дурацкий предлог, но другого у меня все равно нет. А на эти слова Невельский реагирует вроде бы совершенно спокойно.
— Не стоит, мне действительно было несложно, — он совершенно неожиданно улыбается. — И, должен признаться, прошлый вечер оказался одним из лучших за долгое время. Передайте дочке спасибо. Кстати, как она?
Киваю, смущаясь еще сильнее. Это все звучит очень странно.
— Отлично. Тоже довольна вашей компанией. Целое утро делилась впечатлениями, — набираю побольше воздуха и выдаю залпом, чтобы точно не передумать: — Рассказывала, как ей все понравилось. И про этот ваш альбом с фотографиями.
Мужчина реагирует именно так, как я рассчитываю. Переводит взгляд на полку, где и лежит злосчастный альбом. Направляется туда, беря его в руки.
— Выходит, мы правильно сделали, что не увезли его домой, — раскрывает, машинально перелистывая несколько страниц. — Хотя, должен признаться, всегда считал, что хранить в офисе личные фотографии совершенно ни к чему.
— Можно? — протягиваю руку, очень надеясь, что он не заметит, как дрожат мои пальцы. Тоже листаю в поисках того самого снимка. А когда натыкаюсь на нужную фотографию, дыхание в груди замирает. Нет, Соня не ошиблась. Не перепутала ничего. И самым правильным будет сейчас проститься. Бежать со всех ног отсюда и не вздумать ни о чем расспрашивать. Мне не нужна эта правда. НЕ НУЖНА!!!
Но вместо того, чтобы уйти, провожу пальцем по старенькому снимку и поднимаю глаза на мужчину.
— Какой милый мальчуган. Кто-то из ваших знакомых?
Невельский качает головой и снова улыбается.
— Нет, это я. Разве не похож?
***
Происходящее дальше почти сразу превращается для меня в какой-то беспросветный туман. Я лепечу что-то невнятное, извиняясь за отнятое время, а потом постыдно сбегаю, кажется, даже забыв попрощаться. В буквальном смысле удираю из ресторана, испытывая прямо-таки животный страх.