Соболев кивнул, соглашаясь, хотя слабо представлял себе подобный «тайный ход». В конце концов, они не в тюремном замке, чтобы ходы потайные делать.
– А где вы живете?
– Так в старых домах, на Широкой. Знаете?
Соболев, конечно, знал. К его сожалению, это было очень далеко от очерченной Нурейтдиновым промзоны. Вероятно, он ошибся, но история с дверью не давала ему покоя. Он достал смартфон, посмотрел на фотографию рисунка. Нет, эта дверь никак не могла находиться в чьей-то квартире и вести в кладовку.
– Что мне теперь делать? – спросила женщина, так и не дождавшись никакой реакции от него.
Ответа на этот вопрос Соболев не знал, поэтому предпочел задать свой:
– А где ваш муж был в тот четверг, когда так заметно переменился? Он работал в тот день?
– В первой половине, – кивнула Нина. – Я ждала, что он придет пораньше, но он куда-то ходил с одним парнем с работы. С Лешей. Сказал, дело у них было, но какое – не сказал. Когда Коля пропал, я сама у Леши спросила, что за дела такие, но ничего внятного тот мне не ответил. Но очень испугался, я уверена.
Соболев, услышав это, насторожился, как ищейка, почуявшая след. Может быть, эти двое как раз ходили куда-то в нужном ему районе?
– А контакты этого Леши можете мне дать? Я сам у него спрошу, уверен, мне он расскажет больше.
Нина с энтузиазмом продиктовала ему номер телефона, а потом тихо попросила:
– Может быть, вы съездите со мной?
– Куда?
– К нам домой. Взглянуть на кладовку. Вдруг вы найдете этот тайный ход? Иначе мне придется все-таки заколотить дверь.
Соболев посмотрел в ее несчастное, растерянное лицо. Попытался представить себе испуганного зареванного Женьку, но фантазия сумела лишь вызвать из памяти лицо его собственного сына. Он был чуть младше, но это не имело особого значения. Отцовское сердце дрогнуло, и Соболев кивнул.
– Давайте взглянем.
* * *
Никакого тайного прохода или хотя бы намека на него Соболев не нашел. Да и кладовка была настолько крошечной и захламленной, что даже если бы в противоположной стене зияла огромная дыра, никто не смог бы пробраться через завалы к двери. По взгляду Нины он догадался, что женщина это прекрасно понимает, просто ей нужно было, чтобы кто-то другой посмотрел и пришел к тому же выводу.
– Если хотите, я могу помочь вам заколотить эту дверь, – неожиданно предложил Соболев. – Пока мы разбираемся в происходящем.
Нина активно закивала, и следующие полчаса у них ушли на то, чтобы найти гвозди, молоток и подходящие доски. Что бы ни увидел в воскресенье мальчик Женя, заколоченная дверь должна успокоить его.
Выйдя от Нины, Соболев собирался сразу связаться с Алексеем и выяснить, куда же они все-таки ходили с пропавшим позже мужчиной в тот четверг, но входящий вызов опередил его. Звонил Нурейтдинов.
– Михаил Петрович велел связаться с вами, если я что-то найду, – вежливо сообщил он в трубку.
– И вы нашли подходящую легенду? – с замиранием сердца поинтересовался Соболев, прижимая смартфон плечом к уху и закуривая.
– Даже несколько, – огорошил его исследователь. Видимо, у их конторы действительно есть опыт в подобных делах и свои источники информации. – Мне наиболее перспективной кажется история с пустырем, она и чисто географически больше других подходит…
– А истории с дверью там есть? – перебил Соболев. Пустырь никак не мог быть связан с рисунком Федорова.
– Хм… Есть, – немного удивленно протянул Нурейтдинов. – Черная дверь на ткацкой фабрике. В предполагаемую зону попадает, хоть и по краешку. Но подходит.
– Вы знаете, что это за ткацкая фабрика? Конкретный адрес?
– Да, у меня есть свидетельство очевидца. И вполне конкретная точка на карте.
– Можете мне ее сбросить?
Собеседник смог, там они и договорились встретиться.
Когда Соболев подъехал к обозначенному на карте месту, уже начало темнеть. Дни в январе короткие, едва проглянет солнце – так сразу уже закат, а внутри заброшенного обесточенного здания и того темнее. На такие случаи он возил с собой пару фонарей, которые теперь пришлись очень кстати.
Нурейтдинов подъехал на такси буквально пару минут спустя. К удивлению Соболева, у него тоже имелся фонарь.
– В нашей работе это вещь необходимая, – улыбнулся он. – Постоянно приходится лезть туда, где темно.
Соболев заметил, что в таком случае их работы похожи.
Больше они не стали терять время. Предстояло еще найти, как попасть на территорию заброшенной фабрики: глухие ворота оказались прочно заперты. К счастью, довольно быстро обнаружилась дыра в заборе, в которую людям их комплекции не составляло труда пролезть.
– А дальше-то куда? – поинтересовался Соболев, с тоской поглядывая в сгущающихся сумерках на несколько мрачных корпусов разной степени обшарпанности. Ему совершенно не улыбалось устраивать обыск во всех, этак можно и до шестого числа включительно провозиться, ища подходящую дверь.
– Нам нужен главный цех. Думаю, вот тот, – Нурейтдинов указал на одно из зданий, которое, на взгляд Соболева, никак не выделялось среди трех похожих.
– Почему оно?
Нурейтдинов включил свой фонарь и использовал его свет как указку, чтобы привлечь внимание Соболева к потревоженному снегу. Протоптанной тропинкой это назвать язык не поворачивался, но здесь определенно несколько раз прошли в разных направлениях.
«Вот же глазастый очкарик», – мысленно проворчал Соболев, шагая в обозначенном направлении.
Следы доходили до ворот погрузочно-разгрузочного цеха, но внутри здания, естественно, терялись. Куда идти дальше, было совершенно непонятно. Нурейтдинов неожиданно предложил:
– Думаю, нам лучше разделиться, так больше шансов найти нужную дверь.
– Как мы поймем, что она та самая? – поинтересовался Соболев.
У него-то хотя бы имелась подсказка в виде рисунка Федорова. Изображенная им дверь вполне могла находиться в одном из помещений фабрики. Но как ее собрался искать Нурейтдинов?
– Она должна быть черной от копоти, обожженной. По легенде внутри случился пожар. То ли акт самосожжения, то ли… прорыв адского пламени.
Соболев недоверчиво покосился на него, но ничего не сказал. По рисунку он не понял, что дверь должна быть в копоти, Федоров просто заштриховал ее.
– Мне все равно не нравится идея отпускать вас одного. Если мы правы и это то самое место, убийца может быть где-то здесь. Мы уже поняли, что он всегда тщательно готовится к своему ритуалу.
– Андрей Владимирович, поверьте, я могу за себя постоять, – в голосе Нурейтдинова, как показалось Соболеву, прозвучали явные снисходительные нотки.