Пролитая вода - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Сотников cтр.№ 22

Он долго шел пешком, наверное, втайне надеясь быть принятым этим городом сразу. Словно входил в море, не останавливаясь у воды, не растягивая времени узнавания. Но неясным представал не только следующий день. Даже следующая минута, начинаясь, не имела своего настроения.

Это первое впечатление стало внутренним ощущением Тенишева в начале московской жизни – и его душа заметалась в бесконечном мире, как слепая, на ощупь стараясь найти старый след, чувство из прошлого. И вскоре, как собака, обессиленная в поисках спасительной травы, он начал различать родной, хоть и горьковатый привкус – или заставил себя в это поверить?

Это был слабый вначале отголосок того ощущения, с каким он в детстве воспринимал свой дом и вокруг него огромное, до самого горизонта, пространство. Тенишев до головокружения прислушивался к себе и уже не понимал: привез ли он с собой это ощущение, или оно дожидалось его здесь?

Между ним и этим городом появилось еще одно, третье существо, и в этом третьем мире, похожем на клубящееся облако, появлялись новые чувства. Тенишева волновало едва уловимое, исходящее из этого мира требование безответной любви к новому месту жизни – как будто он, человек, был в долгу.

Казалось, все накопившиеся в прошлой жизни сомнения он оставил далеко, еще в самом начале дороги, оставил беспрекословно, с готовностью, – так отдает угрюмому проводнику свой билет пассажир. И, оглядывая вокруг чужие лица, старается привыкнуть к своему свободному одиночеству среди людей – внутреннему чувству путешественника.

Постепенно, день за днем, Тенишев все сильнее привязывался к городу. Он подолгу кружил по переулкам и бульварам, бессознательно стараясь уловить повторение своего взгляда, очертаний домов и деревьев, чтобы этим повторением закрепить начинающееся родство. Медленно и неторопливо шло время, у Тенишева появились любимые места – Тверской бульвар, Патриаршие пруды, где он чувствовал себя уже привычно спокойным. Он уезжал куда-нибудь подальше от центра, искал старые парки, где было больше воздуха, деревьев, и все прислушивался к себе, к своему чувству примирения с новой жизнью.

Чаще всего Тенишев бывал в Коломенском.

Каждый раз он шел по парку одной и той же дорогой мимо высокой церкви, переходил по маленькому мостику овраг и поднимался по крутой лестнице к старому заброшенному кладбищу. За кладбищем, на краю обрывистого холма, Тенишев останавливался, оглядывал простор, раскинувшийся перед ним. И думал о том, что, наверное, нельзя жить без желаний, без самообмана, без планов на будущее, но эти мысли были случайными, словно появлялись из давно забытых разговоров.

Однажды он услышал за спиной вежливое покашливание.

– Понравилось местечко? Извините, молодой человек, я вас часто здесь вижу.

Он оглянулся и увидел пожилого человека с ведром и метлой в руках. Тенишев определил для себя тип таких людей, которых он безошибочно, по крайней мере для себя, узнавал. Внешне они были разными: от откровенно спившихся, неряшливо одетых, до благородных, облаченных в своеобразную униформу, продуманную до мелочей: бант или платок на шее, берет, затейливая палка в руках. Но в глазах было одинаково застывшее, немое выражение, отделяющее этих людей от остального мира, который они великодушно жалели. В этом выражении таилась уверенность в своем собственном, отдельном ото всех, понимании чего-то самого главного, о чем любой из этих людей, если бы его выслушали, мог поведать. «Я был художником, но я им не был», – видя таких людей, почему-то всегда вспоминал Тенишев фразу литературного героя, глаза которого такими и представлялись.

Способность говорить у таких людей разная: один ограничивается многозначительными фразами, пророческий смысл которых должен долго разгадываться собеседником, другого хватает на один монолог, который повторяется, наверное, сотни раз в похожих ситуациях, третий не лезет за словом в карман и говорит долго и горячо. Чтобы научиться узнавать таких людей, достаточно самого малого опыта общения с ними. Не обязательно каждый день обжигать руку о раскаленную дверцу печки.

Тенишев опомнился – молчать было все же неудобно.

– Да, место хорошее. Вы здесь работаете?

– Работаю? Работать – другое. И не каждый, совсем не каждый работающий может о себе это сказать.

«Вот, началось», – подумал Тенишев.

– Но для шапочного знакомства требуются именно такие общепринятые слова: да, я работаю здесь. Уборка части территории музея-заповедника приносит мне чистый доход в семьдесят рэ плюс возможность обитать в келье, где поддерживается достаточная для живого организма температура. Вы меня простите, молодой человек, я заговорил с вами не только потому, что часто здесь вижу. Я вижу вас, как бы точнее выразиться, одинаковым. Так ходят на кладбище безутешно скорбящие по рано почившей любимой жене. Я позволяю себе некоторое кощунство, потому что уверен, с вами этого не произошло, да и на кладбище этом давно, если не сказать давным-давно, уже не хоронят.

– Я всегда одинаковый.

Тенишев раздражался от этого паясничанья. Он понял, что задержался рядом с этим человеком чуть дольше, чем следовало, разрешил ему говорить так, как тому хотелось, и если сейчас услышит имя, то уйти будет еще труднее.

– Игорь Иннокентьевич. Художник. Вы же понимаете, что художник – необязательно тот, кто рисует картинки?

Тенишев хмуро кивнул.

– Вы неразговорчивы. Это неудивительно. Быть одинаковым, так до конца?

– Почему же. С приятным человеком и поговорить любопытно. Меня Иваном зовут.

Тенишев с удивлением заметил, что в его словах зазвучали интонации собеседника.

– Это вы хорошо сказали. Только в первоначальном варианте, помните, эту фразу говорил не Иван, а, наоборот, к нему она была обращена. А насчет одинаковости – мне уточнить хочется. Вы, Иван…

– Просто Иван.

– Вы, просто Иван, внутренне одинаковы, а это совсем другое дело. Это заметно не каждому, а тому, кто это так же внутренне чувствует.

– Игорь… просто Иннокентьевич, мы так долго здесь стоим, а ведь можно предположить, что будет дальше. Вы направляетесь в свою келью, где вас дожидается красное вино, и собираетесь предложить мне свою компанию. Мы выпьем и поговорим, и вы знаете, что нам не хватит, и зайдем мы в магазин, и возьмем чего надо еще, а потом, может, и еще…

Тенишев надеялся, что этими словами и закончится их разговор.

– Вот это тирада молчаливого человека! И понравилось мне больше всего не то, что вы не угадали про красное – красного я все-таки стараюсь не пить, – и не про «еще и еще», а ответное «просто». В меру колюче и необидно. Даже для старшего по летам. «Игорь… просто Иннокентьевич». Кто знает, может быть, когданибудь вы и будете меня называть просто Иннокентьевич.

Тенишев ухмыльнулся. Что-то в этом старике нравилось ему.

Отведя в сторону метлу, приглашая идти по тропинке вперед, Игорь Иннокентьевич посторонился. Тенишев пошел, думая: ну что ж, пусть продолжится этот разговор, эта нечаянная встреча, и раз уж начал угадывать этого человека, надо посмотреть…