Триумф карьериста - читать онлайн книгу. Автор: Чингиз Абдуллаев cтр.№ 15

Ганифа заболел через две недели после появления в Кундузе, но это оказалось обычное расстройство желудка. Он довольно быстро поправился. И ему даже разрешили участвовать в реализации разведданных и сопровождении колонн. Нищета местного населения его просто поражала. Ганифа помнил, как однажды по колонне из-за дувалов душманы открыли огонь. Вводный был убит, погибло еще двое солдат. Рассвирепевший командир батальона, который ехал на бронетранспортере в середине колонны, приказал открыть огонь из всех видов оружия по кишлаку и дуканам. Потом рассказывали, что в том кишлаке погибло больше десяти мирных дехкан.

Война не может сделать человека лучше. Она пробуждает в нем самые низменные желания, позволяет выплеснуться первобытным инстинктам. Психика нормального индивида не может смириться с убийством другого человека. Любая война несправедлива, если человек не защищает свой дом, свою землю и свою семью. Солдаты часто не понимали, что они делают в этой жаркой стране, а разговоры об интернациональном долге были вообще непонятны солдатам и даже офицерам, воевавшим в Афганистане.

Во взводе, в котором служил Ганифа, из трех десятков парней половина были из среднеазиатских республик, а оставшаяся половина – из славянских. В первые дни напряжение между двумя группами солдат ощутимо витало в воздухе. Азиатам не нравилась его украинская фамилия, а славянам его татарское имя. Ганифе и здесь не повезло. Ни одни, ни другие не принимали его за своего. Но на войне, когда общая опасность сближает, такие глупости не могут быть определяющими в отношениях группы людей, часто рискующих жизнью. Уже после первого боя, когда были ранены сразу несколько солдат, все национальные распри были забыты раз и навсегда. Для местных жителей любой человек, одетый в советскую солдатскую форму, был «шурави», даже если он был таким же мусульманином и таджиком, как и стрелявший в него моджахед. Справедливости ради следует сказать, что случаи перехода солдат на сторону противника были очень редки. Только попавшие в плен иногда ради сохранения жизни соглашались принять мусульманскую религию. А сами мусульманские солдаты почти не попадали в плен, прекрасно понимая, что с ними расправятся беспощадно и с особой жестокостью, так как считали этих «шурави» отступниками веры.

В конце года советское командование провело последние крупные войсковые операции «Залп» и «Магистраль», рассчитывая окончательно задавить моджахедов. Но победить в партизанской войне еще никому не удавалось. Моджахеды уходили из одной провинции и оказывались в другой. А самое печальное было в том, что их поддерживали местные жители, среди которых было много родственников и близких.

В декабре восемьдесят седьмого мотострелковая рота вышла на реализацию разведданных. Ганифа, сержант Алексей Попов и рядовой Галимов первыми вошли в кишлак под прикрытием БМП. За «броней» следовал взвод. Никто не мог предположить, что в кишлаке находилась столь крупная банда душманов. Взвод попал в огненный мешок, боевую машину пехоты тотчас подбили из гранатомета, и она перекрыла собой узкую улочку, отрезав взвод от головного дозора. Находившиеся далеко впереди три бойца были окружены и мгновенно схвачены душманами.

Взвод отступил и запросил поддержку.

Пленных бойцов связали и положили на земляной пол в одном из домов.

Затем началось самое страшное. Появившийся командир моджахедов говорил на пушту. Но рядом с ним был пожилой мужчина небольшого роста, который говорил по-русски. У пленников отобрали документы, и здесь Ганифе впервые в жизни помогла украинская фамилия его матери. Его с Поповым решили допросить после. Не повезло Галимову. У него было характерное азиатское лицо и фамилия, которую прочел этот проклятый переводчик. Но было и еще одно самое важное доказательство его принадлежности к мусульманской религии. Душманы стащили с него брюки и обнаружили, что он обрезан по мусульманскому обычаю. Дальше разговоров не было. Тот самый переводчик деловито и аккуратно перерезал горло Галимову, как обычно режут баранов. Ганифа понимал, что как только с него снимут брюки, его ждет подобная участь. И готовился умереть, пытаясь унять крупную дрожь, появившуюся сразу после того, как Галимов захрипел. Потом начались допросы сержанта. Его били и резали, пытаясь выяснить, какими силами располагает взвод. Попов держался, плевался кровью, страшно ругался, но ничего не отвечал.

Один из его мучителей, разозлившись, просто воткнул нож ему в ногу, и сержант заорал от боли. Переводчик покачал головой. Ему явно не понравился такой способ общения. Очевидно, он знал, как можно заставить разговориться любого пленного. И что-то негромко выговаривал душманам. Очевидно, он был своеобразным «политическим комиссаром» в этой группе людей.

И в этот момент над кишлаком пронеслась пара «вертушек» Ми-24. Командир моджахедов крикнул что-то переводчику и выбежал из дома. За ним выскочили остальные. Очевидно, командир приказал ликвидировать обоих оставшихся пленников и срочно уходить в горы.

Земля содрогнулась от мощных взрывов, вертолеты открыли огонь «нурсами» по отступающим душманам.

Ганифа почувствовал, что ему стало легче шевелить руками. Он осторожно пытался высвободиться.

На полу стонал от боли Попов, лежал убитый Галимов. Ганифа начал энергично дергаться, чувствуя, как удается высвободить правую руку. Переводчик отошел от дверей, подходя к сержанту. Тот по-прежнему кричал и ругался. Блеснул нож в руках переводчика, который решил первому перерезать горло молчавшему до сих пор Ганифе. Обычно и в этом был какой-то садистский расчет, чтобы Попов еще немного помучился. Но он явно недооценил сержанта. Когда он проходил мимо него, сержант ударил его здоровой ногой. В это же время Ганифа высвободил вторую руку и бросился на мучителя. Им не связывали ноги, уверенные в том, что участь пленников будет достаточно быстро решена.

Первым ударом он выбил нож из рук переводчика. Затем нанес второй удар и, схватив врага за горло, повалил на пол. Переводчик был пожилой и тщедушный. Он явно не мог сопротивляться напору молодого и разозлившегося солдата. Прямо рядом с ним лежал труп Галимова, и упавший переводчик оказался в луже крови убитого солдата.

Может, это обстоятельство еще более разозлило Ганифу. Он душил негодяя изо всех сил, пока тот не захрипел, дергаясь всем телом. Ганифа продолжал сжимать руки на горле, пока наконец сержант не подал голос:

– Все, Ганифа, ты уже убил этого сукина сына. Успокойся.

И только тогда Ганифа с ужасом опомнился. Он отшатнулся от трупа убитого им человека. Он никогда не мог смотреть, как режут баранов, а теперь собственными руками задушил человека. Он согнулся от неожиданно подступившей тошноты. Его начало выворачивать. Даже Попов, продолжавший стонать, сумел найти в себе силы усмехнуться. Он понимал состояние Ганифы.

Через несколько минут в дом ворвались солдаты их взвода. Тело Галимова отправили домой в Уфу, где и похоронили. Спустя много лет Ганифа прочтет протоколы заседания Политбюро. Когда предложат хоронить погибших в Афганистане и ставить им памятники как героям войны, против выступил самый влиятельный член Политбюро и главный идеолог Михаил Суслов. Он обратил внимание, что подобные памятники будут напоминать о жертвах, понесенных страной во время выполнения воинскими частями своего интернационального долга. И поэтому было решено ограничиться обычными могильными плитами.