По-моему, я умею находить подход к молодым людям. В конце концов, еще не столь давно Спенсер жил с нами, и мне приходилось терпеть его подростковые выходки. Мы неплохо ладили, за исключением короткого периода от тринадцати до восемнадцати лет, который, как я сейчас понимаю, не был таким коротким. Спенсер казался форменной занозой в заднице — сжигал в саду тетради по французскому языку и с высокомерным видом втолковывал мне про ситуацию в Палестине, точно у меня клиническая картина слабоумия, но в итоге мы все пережили. Кроме того, на протяжении многих лет я работала с молодежью в театре и твердо усвоила, пожалуй, одно: в общем и целом молодые люди замечательные и находиться среди них — большое удовольствие, только если ты не их мама.
В любом случае мои перспективы выглядят по меньшей мере обнадеживающими, тогда как Айлу только что огорошили известием о том, что музей, в котором она работает пятнадцать лет, в начале следующего года может закрыться, если посещаемость не увеличится. Она кажется очень расстроенной, поэтому я уговариваю ее на несколько часов оставить детей на попечении электронных устройств и вечером прийти ко мне.
Она выглядит усталой и вымотанной. Я готовлю нам пасту и наливаю ей бокал вина.
— Впечатление такое, что руководство не заинтересовано в том, чтобы что-то менять, — говорит Айла, накручивая на вилку тальятелле. — Они не способны мыслить шире. Мы понимаем, что не можем конкурировать с большими временными выставками, на которые народ валом валит, типа Коко Шанель, Фриды Кало или Тиранозавра Рекса, и работаем ни шатко ни валко, по старинке. Не думаю, что это изменится.
— Понимаю. Господи, Айла, мне так жаль.
Я вспоминаю подведомственный ей отдел природы, в котором по большей части представлены чучела викторианской поры. Да, он старомодный, но славный — это как оказаться в ушедшей эпохе с ее благоговейной атмосферой и смотрителями в красивой униформе. Спенсеру нравилось там бывать, и Иззи тоже, хотя маленькой она пугалась чучел.
— Ну да, таксидермия несексуальна, — говорит Айла. — В наши дни она даже раздражает. Мы пытаемся объяснить, что все животные умерли от естественных причин и представляют историческую ценность, но зачастую людей не переубедить.
Моя славная добрая подруга кажется сильно на взводе, а я бессильна ей помочь.
— Может, устроить какой-нибудь модный показ? — предлагаю я. — Пусть отдел исторического костюма что-нибудь такое придумает, и о вас заговорят.
— Я уже это предлагала, — говорит она. — Проблема в том, что реальной популярностью пользуются экспонаты начиная с середины пятидесятых годов, а у нас таких почти нет. Коллекция в основном относится к Эдвардианской и Викторианской эпохам, и у них тоже есть ценители, но массового интереса она не представляет.
— Возможно, Пенни могла бы помочь? У нее, конечно, уже не так много — кое-что она продала или растеряла за годы, но знаний и опыта ей не занимать. И, я уверена, она будет рада, по крайней мере, поговорить…
— Я побеседую с руководством, — немного оживляется Айла. — Мода — это идея. Нам нужно мероприятие, способное привлечь молодых. — Она улыбается. — Скажем прямо, таксидермия — это отчасти проблема имиджа. Ископаемый бобер с побитыми молью ушами, жмущийся к трухлявому пню, — то еще зрелище.
— Неужели грызун настолько плох?
— Просто это немного не то, что люди ожидают от выходного дня, — смеется она. — Приходя в музей естественной истории, они надеются увидеть биосферы и модели вулканических извержений. А если увлекаются историей, то хотят перенестись в поселение пиктов с аутентичными запахами допотопных сортиров. — Она делает большой глоток из бокала.
— Звучит грандиозно. На такое даже Спенсер захотел бы взглянуть. Помнишь, я водила его в тот музей в Эдинбурге и он увидел маринованный половой член в банке?
— О да!
— После этого он еще года три о нем говорил. Мне даже стало казаться, что это член семьи, и я предложила посылать ему рождественские открытки.
— Вот-вот, — хихикает Айла, — это именно то, что нам нужно. Отрезанный член, способный привлечь толпу… — Она улыбается мне, и мы одновременно вскидываем средний палец — это телепатия, которая бывает только при близкой дружбе.
— Где бы им разжиться? — прикидываю я, вставая, чтобы ответить на звонок, и показываю Айле имя на экране: Энди. Она фыркает.
— Привет, — говорит он, — удобно разговаривать?
— Вообще-то у меня Айла.
— Ну, я всего минутку.
— Мы как раз говорили про отрезанные члены. Писюны. Не знаешь, где их можно взять?
— Что? — шумно выдыхает он. — Я хотел поговорить с Иззи, но она, похоже, еще не приехала?
— В субботу вернется, — отвечаю я, а сама думаю: «Я тебе точно об этом говорила».
— Ну и как у нее дела? — со вздохом спрашивает он. — Ты с ней разговаривала?
— Конечно. Она замечательно проводит время.
— Это хорошо. — Энди делает паузу. — Значит, ей там весело?
Да, я же сказала.
— Похоже на то. Ей нравится путешествовать в трейлере.
— Это хорошо. Правда, я по ней скучаю.
— Я тоже по ней скучаю, — быстро говорю я, желая закончить разговор. Меня всегда бесит, когда Энди переходит на дружеский тон, который в последнее время становится нормой.
— Я надеюсь скоро приехать и увидеться со Спенсером, — добавляет Энди, — правда, он вечно занят…
— Я знаю. — Только не надо давить мне на чувства, паскудник. — А вы как там, на озере? Родители здоровы?
Я знаю, что ему там всегда в кайф. Бодрящие прогулки вдоль озера — его тема.
— Да, все в полном порядке. — Он умолкает. — Но размещение оказалось не таким, как я ожидал.
— В каком смысле? — оживляюсь я.
— Ну, ты знаешь, что тут новые домики и нас с Иззи поселили в один из них?
— Ага.
Килты на заказ, печки с дровами и все такое.
— Так вот, тут случилась путаница с номерами, и, когда выяснилось, что я один, без Иззи, меня поселили в палатке в саду, а какие здесь мошки, ты знаешь.
— Ох. — Мои губы кривятся в усмешке. — Значит, тебя покусали?
— Заживо съели, — голосит он. — Я всю ночь чесался. Представляешь, я приехал в одних шортах! Глупо, конечно. Я перепробовал все лосьоны, но ты знаешь, какая у меня реакция. Один укус — и сразу шишки, волдыри…
Какая жалость, что Эстелл там нет — посмотрела бы она, как любовничек чешется в палатке, точно шелудивый кот.
— Может, тебе раньше уехать, если все настолько плохо?
— Завтра праздничный вечер. Для них это большое событие, и я обещал помочь с барбекю.
Ну, разумеется. Он обожает выпендриваться у мангала, сражаться с сосисками один на один.