– Ладно, я закончила, – сказала она. – И мы команда, а не шайка. Знаешь, поубавить сарказма было бы неплохо, если ты собираешься попросить меня об услуге.
Я начала расслабляться. Я волновалась перед этой встречей, ожидая, что мне будет неловко разговаривать с Моной. Но эта Мона полностью отличалась как от той девочки на крыше, так и от той Моны, которая общалась с Лорен и Бет. Она была непринужденной и уверенной, как будто с легкостью вернулась к продолжению разговора, который они с Сарой вели уже давно.
– Об услуге? – спросила Сара, широко раскрыв невинные глаза. – Ничего такого и в мыслях не было. Конечно, если тебе скучно, у меня есть кое-что для тебя. И у Джесс тоже, наверное, кое-что есть, если ты это осилишь.
– О, большое спасибо. И что ты мне принесла на этот раз?
– Ну, если ты так настаиваешь… Мой телефон ведет себя как-то странно.
Мона скептически посмотрела на нее:
– Странно? Ты пробовала выключить его и снова включить?
– Ага, раз десять. Ты мне это надежно вдолбила. Теперь я даже с тостером так поступаю, когда в нем хлеб начинает подгорать. Выключить, подождать десять секунд, снова включить. Я уже на автомате это делаю.
– И с тостером помогает?
– Иногда.
– Что ж, продолжай в том же духе. Ты скачиваешь все обновления на телефон, как я тебя учила?
– Да. – Сара помолчала. – Ну, большую часть.
Мона вздохнула:
– Так, и что с ним такого странного?
– Он едва держит заряд. Полностью разряжается часа за два. Я начала постоянно таскать с собой зарядку, но конкуренция за розетки у нас суровая.
Мона вытянула руку в ожидании:
– Давай.
Сара вытащила телефон из кармана, и Мона нахмурилась, протянув к нему руку. Потом она повернулась ко мне:
– А ты что мне принесла? Надеюсь, что-то посерьезнее, чем этот кусок хлама.
Я расстегнула сумку, аккуратно вытащила полиэтиленовый пакетик на молнии, в котором был телефон Анны, и протянула ей.
– Ух ты! – сказала она, вскинув брови, и повернула пакетик к себе с выражением благоговения на лице. – Вот это я понимаю сломано.
Сара улыбнулась:
– Рада, что мы принесли тебе что-то, что заслуживает твоих усилий.
Мона открыла пакетик, вытащила телефон и рассмотрела его более внимательно.
– Так что ты с ним сделала?
– Ничего, – сказала я. – Ну то есть он не… технически это не мой телефон.
Сара нахмурилась:
– Погоди, тогда чей… – Она умолкла на полуслове.
Мона посмотрела на Сару, а потом снова на меня.
– Анны? – мягко спросила она.
Я кивнула. Мона собралась положить его на место.
– Прости, я не знаю, хорошая ли это идея. К тому же для меня это просто хобби, а этот телефон… не знаю, сможет ли хоть кто-нибудь что-то из него извлечь.
– Может, попробуешь?
– Могу, но… – Она покачала головой. – Слушай, я знаю, что она была твоей сестрой…
– Она была не просто моей сестрой, мы были близняшками.
Я крепко зажмурилась, смутившись слез, внезапно наполнивших глаза. «Не плачь, – подумала я. – Просто забери телефон и уходи отсюда. Это была плохая идея. Телефон явно не восстановить, и там все равно не найдется ничего ценного».
– Ладно, – тихо произнесла Мона. – Извини. Я… просто телефоны – это действительно личное. Но я понимаю, что тут все по-другому, особенно с учетом того…
«Особенно с учетом того, что Анна никогда не вернется».
– …что вы были близняшками, – смущенно закончила она.
– Спасибо, – сказала я, крепко ущипнув себя за руку, чтобы сдержать слезы.
– Думаешь, у тебя получится его починить? – спросила Сара.
– Не знаю, – ответила Мона. – Я хотела бы попытаться. Но раньше никогда не имела дела с таким разбитым телефоном. На практике.
Она посмотрела на телефон. А потом тихо произнесла – так тихо, что я едва расслышала ее и даже не была уверена, что она спросила это вслух:
– Два этажа, верно?
Я кивнула. Два этажа и вес моей сестры-близняшки. «Вот так выглядел бы твой телефон, – подумала я, – если бы ты прыгнула». А когда я снова подняла взгляд на Мону, она осторожно водила пальцами по разбитому экрану, и мне показалось, будто она думает о том же.
Мы все с минуту помолчали. Потом Мона сжала телефон в ладони и решительно мне кивнула:
– Я ничего не могу обещать, но сделаю все, что смогу.
Она встала, убрала телефон Анны в пакетик и положила его в передний карман своего рюкзака. Телефон Сары она оставила на столе.
– Эй, а как насчет моего? – спросила Сара.
– Я передумала, – ответила Мона. – Тебе пора покупать новый.
Глава 32
Позже на той же неделе я сидела у дома мистера Мэтьюса и глядела в окно его гостиной. На тренировке по легкой атлетике он был молчаливее, чем обычно, и более рассеянным. Он сказал, что простудился, но, когда одна ученица заметила, что ему надо бы принимать витамин С, он непонимающе посмотрел на нее, а потом слабо улыбнулся и пообещал запастись апельсиновым соком.
Придя домой, он медленно повесил пальто на вешалку. Я ждала, что он пойдет на кухню, как обычно. Но вместо этого он стоял посреди комнаты, глядя в окно. Я испугалась, что он увидел меня несмотря на то, что я была осторожна, а потом заметила, как расфокусирован его взгляд. Нетвердой походкой он приблизился к дивану и уселся на него. А потом уронил голову и заплакал.
Раньше я видела плачущего мужчину только однажды – это был папа в тот день, когда умерла Анна. И это выглядело иначе: папины слезы были будто нарисованы на его застывшем лице, как капли дождя на лице статуи. Здесь все было совсем иначе. Мистер Мэтьюс полностью отдался чувствам, он плакал так, как плачешь, когда никто не видит, когда нет никаких причин сдерживаться. Жуткий плач человека, чье сердце разбито. Рыдания сотрясали его согнувшееся тело. На это было тяжело смотреть, и все-таки я словно зачарованная не могла отвести взгляд.
Я не знала, плакал ли он об Анне. В конце концов, он мог плакать по самым разным причинам: заболел кто-то из родных, кто-то дал плохой отзыв о его работе, – что угодно. Но самое странное было в том, что в этот момент я хотела, чтобы он плакал по Анне. Я хотела, чтобы он оплакивал ее. Я хотела, чтобы кто-то был влюблен в нее так сильно, что ее гибель разорвала бы его чертово сердце в клочья, чтобы боль копилась и копилась внутри изо дня в день с момента, как ее не стало. Я хотела, чтобы она удостоилась такой любви, а не просто встречалась с каким-то типом, который уже забыл о ней, который никогда не понимал, что она особенная.