Ночью господин посол подтвердил, что Рей связался с культом Песчаного Кадора. И Рей, и наследный принц, вероятно, вся правящая семья.
Зачем…?
Мне не дано осознать, как можно променять Вадор на мнимое могущество.
— Госпожа, вы проснулись! — Лали, в щёлку приоткрытой створки выяснившая, что я уже не сплю, радостно впархивает. — Княгиня волнуется, что вы заболели, ведь вы не вышли к завтраку.
— Да…, — я натягиваю одеяло повыше. Нельзя, чтобы Лали увидела на мне охотничий костюм, и я отсылаю её с первым пришедшим на ум поручением. — Принеси мне кофе.
— Не чай, госпожа? Разве хорошо так часто пить напиток, модный в империи?
Раньше я находила её откровенную болтовню милой, считала свободные дружеские отношения правильными, а теперь… На самом деле, относись я к Лали, как к обычной наёмной горничной, без душевной теплоты, ничего бы не изменилось, просто было бы менее неприятно.
— Я буду кофе, — повторяю я.
Какая разница, узнает о моём новом пристрастии принцесса или даже сам Великий князь или нет? Куда опаснее, если Рей доложит о ночном происшествии, однако на этот счёт я спокойна. Господин посол уже показал свою дотошность, он не позволит Рею действовать.
Лали уходит, и я поспешно вскакиваю, скрываю следы ночной вылазки. К её возвращению я уже сижу за столиком, одетая в лёгкое дневное платье, благо с застёжкой могу справиться самостоятельно.
— Иси! — следом за Лали появляется мама, бросается ко мне и кладёт ладонь на лоб. — У тебя нет жара? Ты так долго не вставала, что я начала беспокоиться и уже собиралась послать за врачом.
— Ма-ма… Я в порядке. Мне плохо спалось, я уснула почти под утро, только и всего.
— Плохо спалось?
— Вы переживаете из-за господина Лотта? — влезает Лали.
Мама бросает на неё недовольный взгляд, но сдерживает раздражение. Снова это невмешательство в семейные дела…
— Нет, Лали. Я волнуюсь из-за тебя.
— Госпожа? — Лали великолепно изображает недоумение, но я смотрю внимательно, и вижу скрытую под ним нервозность.
Нелегко быть шпионкой?
Я достаю пачку её отчётов, половину даю маме, несколько верхних листов разворачиваю текстом к Лали:
— Узнаёшь?
Лали вздрагивает, шумно втягивает воздух, её глаза широко распахиваются. Лали берёт себя в руки, но слишком поздно. Теперь, сколько бы она ни отрицала или ни врала, её реакция сказала всё за неё.
Вчитавшись, мама бледнеет. Я только на первый взгляд разделила пачку бумаг случайным образом. В отчёте, который у мамы первый, Лали подробно рассказывает, в каких именно выражениях она восхваляет господина Лотта, как пытается подбить меня на тайное свидание, во время которого меня можно скомпрометировать, как старается внести раскол между мной и родителями. И в каких выражениях отзывается о моём уме.
Насчёт ума я даже признаю её правоту.
Мама очень медленно откладывает отчёты и поворачивает голову к Лали.
Лали пятится.
— Госпожа, в-всё не т-так, — заикаясь, она пытается оправдаться. — Я писала из лучших побуждений! Я хотела, чтобы госпожа Исидара была счастлива!
С той же пугающей медлительностью мама поднимается. Я никогда не видела маму в таком состоянии, как сейчас. Да мама в ярости!
Лали, прикрыв голову руками с визгом бросается прочь.
Вокруг мамы собирается призрачное сияние молочно-белого лунного света. Это не магия в чистом виде, сам по себе свет безвреден. Больше того, жрицы не обладают собственной силой за редчашим исключением. То, что делает мама называется… Белым благословением. Мама заимствует силу Белой богини и насылает на… жертву.
Коснувшись человека, лунный свет откроет и многократно усилит то, что человек прячет в самых глубоких закоулках своей души. Чистая душа обретёт счастье, её чистота засияет как бриллиант в лучах солнца, а нечистая совесть обернётся ночными кошмарами, человек будет страдать, пока искренне не раскается в своих преступлениях и таким образом не очистится от тьмы.
Лали выскакивает в коридор.
Свет гаснет, словно растворяется. Словно исчезает бесследно. Лали, прижавшись спиной к стене, недоверчиво оборачивается.
— Я действительно хотела, как лучше, — всхлипывает она.
Свет ослепительно вспыхивает. Кажется, что сама кожа Лали превратилась в его источник. Лали кричит, хотя ей не может быть больно. Белый свет быстро впитывается.
— У тебя есть полчаса, чтобы забрать документы и вещи, — объявляет мама в великолепной царственной манере, но тотчас оборачивается ко мне и переспрашивает полным сомнений тоном, тем самым всё портя. — Мы ведь не будем подавать в суд и требовать расследования, Иси?
Я невольно вздрагиваю.
Мне хватило расследования из прошлой жизни.
— Нет, конечно. Пусть уходит.
Если господин посол позволит.
Сумеет Лали сбежать и выжить или нет — это от и до её судьба. Я не собираюсь вмешиваться.
— Я хотела как лучше, — твердит она, размазывая слёзы по лицу.
Я отворачиваюсь.
— Ма-ам… Ты ведь можешь проверить подлинность записок?
— Она призналась, — мама устало опускается в кресло.
Я знаю, что пропускать через себя силу богини очень тяжело, но:
— Мам, Лали не единственная предательница. Посмотри, что я вчера получила, — я протягиваю компромат на других слуг.
Мама, хмурясь, бегло просматривает.
— Иси, я поговорю с князем.
О?!
Не “спрошу, что делать”, а “поговорю”?! Белая богиня, слава тебе!
Мама уходит, только юбки плеснули кружевом. Я провожаю её взглядом и тоже поднимаюсь.
И кофе, и завтрак забыты. Пить то, что принесла Лали, я не собираюсь — не из опасений, просто брезгливо. Завтрак ждал полдня и ещё подождёт.
Пора наконец сделать то, что я давно хочу — спуститься к родовому артефакту.
Вчерашняя сосущая пустота исчезла без следа, я чувствую в себе силы вернуться на час или два, но при этом знаю, что ничего не получится — нет нужных эмоций. Однако я уверена, что в случае реальной угрозы, я справлюсь.
Я уверена, что в этот раз артефакт отреагирует.
Я спускаюсь по крутым ступеням винтовой лестницы. Артефакт хранится не в доме, а, фактически, под домом, гораздо ниже фундамента — в древней шахте из многотонных гранитных блоков. Столица Вадора выросла на руинах города, разрушенного нежитью то ли первой, то ли второй волны. Империя бросила полуостров после четвёртой.
Огонь светильника пляшет на стенах, я веду пальцами по шероховатой поверхности грубо отёсанного камня. Воздух становится спёртым, дышать тяжелее — шахта не проветривается.