В новостях в интернете писали, что Уильям Джеймс Мармот рассказал сумасшедшую историю о том, как его похитили, подстрелили, пытали, а потом принудили написать признание, которое и нашли приколотым к его груди. Якобы под страхом смерти он буквально написал то, что диктовал ему мучитель в маске. Он, Мармот, жертва, а вовсе не преступный деятель. Его госпитализировали, но спустя какое-то время он улизнул от своих охранников-полицейских и вполне успешно скрылся.
В полдень я впервые за долгое время сходил в спортзал Дамбо. Поупражнялся немного с железом, а потом с час колотил боксерскую грушу.
Когда я вернулся в офис, меня ждало сообщение на автоответчике.
– Мистер Оливер, это Реджи Тигз. Я неофициальный представитель тех сил, с которыми вы вели переговоры. Всем нам очень хотелось бы избежать попадания известной вам информации в систему правосудия. Поэтому, если вы мне позвоните, мы сможем встретиться, и я передам вам предложение со стороны моих клиентов.
Он оставил номер, который (я был уверен) невозможно отследить.
Я прикинул, не позвонить ли Мэлу, но решил, что не стоит в этом полагаться на него. Вероятно, не лишним было бы выждать недельку или две и ответить потом, но мне отчего-то не хотелось этого делать. Что-то в просьбе Тигза звучало как угроза.
– Мистер Оливер, – сказал он, сняв трубку.
А я-то пешком дошагал аж до Парк-Слоуп, чтобы позвонить ему из телефонной кабинки в маленьком ресторанчике, где я часто бывал. Звонить ему мог кто угодно, но он знал, что этот номер наберу только я.
– Ну, – спросил я, – что?
– Нам необходимо встретиться.
– Что-то не везет мне на тайных встречах в последние сто лет, – ответил я.
– Выбирайте место.
– Колумбус-Серкл Молл, на четвертом этаже, в баре, – сказал я, – через тридцать минут.
– Отлично. Вы легко меня узнаете – на мне будет пиджак в елочку и оранжевый галстук-бабочка.
Через двадцать восемь минут я был уже на открытой веранде в винном баре на четвертом этаже. Он попивал коньяк из пузатого бокала, и вид у него был как у пришельца-гуманоида, прибывшего из далекого уголка галактики, чтобы изучать странные ритуалы инопланетян. Он был крайне худым и практически белым, но кожа его имела легкий оливковый оттенок, а глаза были черными с колючим взглядом – это чувствовалось даже на расстоянии. Я сказал хозяйке, что увидел своего друга, она улыбнулась и отошла в сторону. Пока я шел в его сторону, он, явно не узнав, не обращал на меня внимания. Это говорило об отсутствии у него моей фотографии.
– Мистер Тигз?
Судя по его субтильной комплекции и вычурному наряду, я решил, что профессиональный переговорщик окажется ниже меня ростом. Но он стал вставать со стула – и все поднимался и поднимался, пока не оказалось, что я смотрю в его чернильные глаза снизу вверх.
Он в свою очередь осмотрел меня: синий костюм и простые черные ботинки (разношенные на случай, если придется в них бежать).
Мне пришлось собраться с мыслями, чтобы не начать нервно потирать руки. Этот странный тип выводил меня из равновесия.
Он улыбнулся, обнажив белые, но очень мелкие зубы.
– Мистер Оливер, – поздоровался он, протягивая руку, – я так рад, что вы решили прийти.
Я пожал его руку и сел на стул напротив за маленький круглый стол.
Бар – просто винный бар, без названия – был почти пуст. Мы сидели у внешней стены, поглядывая вниз, на атриум тремя этажами ниже. Я выбрал именно это место, потому что вне зависимости от экономической ситуации в стране и мире здесь всегда было полно народу, так как торговый центр ориентирован был на богатую публику, а у нее, как известно, всегда в карманах позвякивает монета.
Мы сидели в уединенном месте, так что мой визави говорил ясно и четко.
– К сожалению, некоторое время назад было принято решение оборвать вашу жизнь, – проговорил он так, словно извинялся за то, что его маленькая собачка сделала свои дела мне на розовые кусты. – Мы очень извиняемся за это необдуманное решение.
Это был ответ на мой первый вопрос: Тигз работал на тех, кто использовал Глэдстоуна, чтобы упрятать меня за решетку, когда я работал в полиции.
– И что же теперь?
– С агентом, который самовольно принял такое радикальное решение, уже разобрались. Так что вам не следует больше о нем переживать.
– А о его сообщниках?
– Один переехал, другой попросту исчез.
Мне понравилась манера речи Тигза. Все его высказывания могли казаться как расплывчатыми, так и кристально понятными.
– Так что ж вы извиняетесь, если Конверт сам принял решение сделать то, что он сделал? – я, увы, не был таким опытным переговорщиком, как Реджи Тигз.
– Если один человек представляет интересы другого, то главный должен принимать на себя ответственность за действия своего представителя. На этом правиле основана вся западная цивилизация.
– А главный – вы?
Снова обнажив в улыбке мелкие зубки, он сказал:
– Хвала небесам, нет. Я всего лишь парламентер, человек, который пытается достичь паритета между вовлеченными сторонами.
– Было время, когда мне бы очень пригодился такой человек.
– Как я уже сказал, была совершена ошибка.
– Вы об этом говорите так, будто просто наступили мне на ногу или же принесли черный кофе вместо кофе со сливками.
– Ну что вы, Джо, – урезонил парламентер. – На этой арене, бывало, и гибли люди. А я здесь для того, чтобы предложить вам компенсацию.
– Какого рода компенсацию?
Тигз вынул из-под стола коричневую кожаную сумку.
– Четыреста пятьдесят тысяч долларов наличными, купюры чистые.
Будь я до сих пор сотрудником полиции, я бы просто встал и ушел. Даже реши я проявить лояльность к тем, кто меня подставил и бросил, я бы отказался. Да и просто как у ответственного гражданина отказ вертелся у меня на языке.
Тигз это сразу заметил.
– Прежде чем вы примете скоропалительное решение, мистер Оливер, позвольте сказать вам, что те люди, которых я представляю, будут очень волноваться, если вы не примете их предложения.
Этих денег вполне хватило бы, чтобы отправить Эйжу-Дениз в колледж. Опять же, это покрыло бы расходы на мои нынешние расследования. А так я мог рассчитывать разве что на скромную выплату по суду или из рук какого-нибудь коварного адвоката вроде Стюарта Брауна.
– Вы, бесспорно, пережили ужасные страдания, – сказал Тигз, явно намереваясь подвести черту. – Но несмотря на все наши ошибочные действия, вы все еще живы.
– И если я возьму деньги, то люди, которых вы представляете, оставят меня в покое?
– Они растают, как туман на солнышке.