Ровно в восемь утра конвоиры-японцы ввели в процедурную Кронина, усадили его в кресло – и Лама небрежным кивком отослал их. Самолично пристегнул и защелкнул на запястьях, щиколотках, коленях и шее крепежи, ремни, кольца.
Тот молчал.
Как тогда, в Харбине, в тридцать девятом, когда Лама привязывал его к стулу в кавэжедэшной «пыточной избушке». Кронин этого не помнил. Но Лама помнил. Это мертвое молчание и бесстрастный взгляд человека, равнодушного к своему будущему.
Как тогда, в Харбине, когда Лама понял, что Кронин ему почти ровня, что он силен и опасен, и что с ним дрессированной ручной обезьянкой доверчиво ходит смерть.
Сейчас Кронин ему не был ровней; оскопленный, забывший все чудеса, он был слаб и безвреден – но смерть-обезьянка по-прежнему ходила с ним рядом.
Господин пришел с большим опозданием, он это любил – чтобы жертва понервничала в ожидании. Но Кронин не нервничал; он просто дремал, а когда господин вошел в процедурную, неохотно открыл глаза и спросил с ленцой:
– Будешь пытать меня, Юнгер?
– Примитивно мыслишь.
– Значит, просто сделаешь сверхчеловеком?
– В каком-то смысле, Макс, в каком-то смысле, – господин пренебрежительно улыбнулся, но Лама заметил, как немецкий его акцент, обычно мягкий и почти что неуловимый, вдруг усилился, стал лязгающим и резким, как всегда, когда господину казалось, что над ним насмехаются. Впрочем, сейчас ему не казалось.
– Интересно, мне полагается самка в пару? – паясничал Кронин. – Правда, я женат, но мой брак, похоже, себя изжил, так что я теперь…
– Прекрати юродствовать! Ты не в цирке!
Лама выщелкнул лезвие ножа:
– Господин, прикажете напомнить ему, где он находится?
Не дожидаясь ответа, Лама принялся «обновлять» им же вырезанный когда-то знак ван на груди у Кронина: молниеносно вспорол острием ножа один продольный белесый рубец, уже было взялся за второй, но господин заорал:
– Не сметь!
– Но, я думал, мой господин…
– Тебе не полагается думать, животное! Подай мне красную и черную киноварь.
Лама покорно кивнул, открыл один из железных шкафчиков, громоздившихся вдоль стены процедурной, и подал господину два хрустальных пузырька, избегая встречаться с ним взглядом, чтобы тот его не подцепил. В последнее время Юнгер усовершенствовал приемы гипноза и цеплял почти виртуозно – не самого его, но дикого зверя в нем. Природный талант в одной области удивительным образом сочетался в господине с природной же ограниченностью во всех прочих – как будто порода его, многовековое близкородственное аристократичное скрещивание, предполагала развитие одних качеств и затухание других… Настанет день – и настанет скоро! – когда Лама разорвет этого самодовольного выродка в клочья. Зубами, когтями, бездумно. Не глядя в глаза. Как животное, не поддающееся дрессировке.
– Тебе знаком этот предмет, не так ли? – господин продемонстрировал Кронину чан-шэн-яо, красный эликсир. – Какое-то время ты хранил его в сейфе.
– Как скучно, – Кронин скривился. – Значит, все же допрос.
– Допрос будет позже, Макс. Сейчас допрос не имеет смысла. Сейчас я могу тебе рассказать куда больше, чем ты мне. Ведь ты теперь – как ребенок. Так что я объясню тебе как ребенку. Помнишь сказку о живой и мертвой воде? Вот это – вода живая. Иначе – красная киноварь, чан-шэн-яо, эликсир бессмертия. Она сделана из кровавых слез лисиц-оборотней. К сожалению, для моей цели мне нужно больше, гораздо больше…
Кронин кивнул – как будто бы понимающе. Господин любовно погладил пузырек и протянул Ламе; тот вернул его на место в железный шкафчик.
– …К еще большему сожалению, нам не удалось синтезировать аналог при помощи подопытных. Вместо живой воды мы создали мертвую, – господин натянул резиновые медицинские перчатки и встряхнул пузырек с черной жидкостью, а Кронин снова кивнул. – Что само по себе неплохо. Великие всегда начинают с малого…
Кронин молча, с серьезным лицом кивал в такт словам господина – увлеченный собственной речью, тот, похоже, не замечал, что над ним глумятся.
– …Сейчас главное – найти армию терракотовых воинов. Оживить хотя бы нескольких… Авангард!
Кронин снова отвесил настолько глубокий кивок, насколько позволял ему железный ошейник, – а потом захохотал, задорно и заразительно, как если бы Юнгер рассказал ему замечательный анекдот.
– Ты совершенно… безумен… Юнгер, – сквозь смех простонал Кронин. – Что ты несешь?.. Какая-то армия… глиняных… фрицев… Ты просто Мартовский… Заяц!..
Сейчас он взбесится. Господин сейчас взбесится: он не выносит, когда над ним насмехаются. Сейчас господин прикажет, наконец, пролить кровь. Уже готовый, уже возбужденно предчувствующий боль, которую причинит, Лама замер в ожидании приказа – но приказа все не было. Господин, напротив, залился смехом вместе с Максимом Крониным. Они напоминали старых товарищей, вспоминавших забавные приключения молодости.
– Ты и правда… ничего не помнишь… да, Макс?.. – давясь хохотом, выдавил господин. – Он отлично сделал свое дело… наш друг… полковник Аристов… Но и я в этом деле… сильно… поднаторел…
Кронин резко оборвал смех, и в глазах его Лама увидел панику:
– Кто такой Аристов?
– Ты все вспомнишь, Макс. И Аристова, и все чудеса… когда я выпущу твоих бесов на волю, – господин разложил на полу японскую карту местности. – Но лично меня интересует одно: где находится Усыпальница глиняных воинов императора Цинь Шихуанди. Я думал, что она здесь… – он ткнул бамбуковой указкой в красный крестик на карте. – Но там было только золото. И никаких воинов.
Господин извлек из кармана золотые часы на цепочке. Отщелкнул крышку, демонстрируя Кронину его собственный черно-белый портрет. Тот рванулся в кресле:
– Где Лиза?
– Сейчас ты ее увидишь.
Господин любил театральные жесты, и на этот раз не отказал себе в удовольствии. Конвоиры распахнули дверь в процедурную – и вошла полукровка. Ее руки были связаны за спиной, рот заткнут нечистым кляпом. Вслед за нею вошла Элена с пистолетом в руке. Улыбнулась Кронину ледяной змеиной улыбкой – и приставила дуло к виску полукровки.
Что-то было не так с полукровкой. Она пахла иначе. Она больше не пахла зверем…
– Самка в пару! – провозгласил Юнгер. – Сразу две любимые самки!
Максим Кронин глядел на женщин больным, страдающим взглядом:
– Для чего это, Юнгер? Я ведь правда ничего не знаю… не помню.
– Я верну тебе память, – господин держал часы за цепочку, отставив мизинец. – Ты вспомнишь – и ты расскажешь. Для этого здесь полукровка.
– Она твоя сестра, Юнгер, – тихо произнес Кронин, глядя на пистолет, который его жена держала у головы его шлюхи.
– Сколько можно, Макс! – господин поморщился. – Мы с Эле-ной – сводные. Не родные по крови. Нет помех для нашей любви, да, милая?