Пришёл участковый, и я, оторванный от книжки про домовых, целую секунду соображал, чего он пришёл.
– Здрасте, дядь Вась, – голос дрожал, хоть я и ничего такого не сделал.
– Здравствуй, здравствуй. Я не вовремя?
– Доклад для школы. – Я положил книжку и вышел к нему в прихожую.
– Знаешь, зачем я пришёл? Не помнишь, мама в последнее время ни с кем не ссорилась?
– Я не слушаю взрослых разговоров.
– Знаю. Но постарайся вспомнить.
– Вообще не представляю. – Я врал. С отцом они здорово ругались в последнее время. Но он же сам ходил искать, он же… – У меня защипало в носу, позорище при участковом! Я сдерживался изо всех сил, но слезинка всё-таки капнула. Это почему-то напугало участкового:
– Ну не надо так – может, ещё найдётся. Она никуда не собиралась?
– Я бы знал.
Из комнаты прибежала Ленка и потащила меня хвастаться постройкой из кубиков. Я пошёл. Участковый встал и без сожаления пошёл к выходу:
– Ну, если что-то вспомнишь, заходи. Это всё-таки мать твоя. – Он ушёл.
Я полюбовался на Ленкину кривенькую башню из кубиков, похвалил, сел на ковёр и разревелся.
* * *
Скоро пришли Мишка и Витёк со своим фрегатом и Верховцевой. Последняя плелась в трёх шагах позади них, я из окна видел, но у дверей догнала. Без всякого «здрасте» они продолжили свой глупейший спор, видимо начатый по дороге.
– Он не ходит в школу: хочешь, чтобы твой товарищ остался на второй год?
– У него мать пропала, пожалей человека – правильно я говорю? – Мишка наконец-то обратился ко мне.
Он отличный парень, но тогда мне захотелось выгнать всех троих. Почему человеку не дают побыть наедине с собой, когда всё плохо?!
– Второгодника не возьмут ни в один институт, – бубнила Верховцева.
– Хватит вам! – рявкнул я, сам от себя не ожидая.
Витёк радостно подхватил:
– Вот и правильно: чего она нудит! Брысь отсюда со своими книжками!
– Сам брысь!..
Я думал, они подерутся, но они топтались в коридоре, размахивая кто чем, и оглушительно орали. Я оставил их и пошёл ставить чайник, но им нужен был рефери, поэтому они пошли за мной на кухню со своими спорами.
– А если матрос плохо в школе учился, далеко он заведёт твой корабль?
– Ой, не смеши. Во-первых, это фрегат, понимать надо. Во-вторых…
– Прекратите, а?! – я крикнул так, что закашлялся. – Будем пить чай. А я вам свой доклад почитаю про домовых и леших. Компромисс?
– Чего это тебя на сказки потянуло? – удивился Витёк.
– А ты не знаешь? Друг называется, – встряла Верховцева. – Я и то…
– Не трещи!
Я принёс доклад, уже давно готовый, и с удовольствием им прочёл.
Они очень внимательно слушали, все трое. Даже Мишка, хотя его кроме кораблей вообще ничего в жизни не интересует. Они слушали открыв рот и смотрели на меня как на географа, который рассказывает о путешествиях Колумба. Им правда было интересно! Я ловил их взгляды и забывал про мать, про отцовские закидоны, про всё, про всё! Когда я замолчал, они тоже замолчали на несколько длинных секунд. Должно быть, осознавали услышанное, это не так-то просто.
– Здорово! – сказал наконец Витёк.
– Только лаконично, – робко вставила Верховцева, но эти двое на неё зашикали, как будто человек не имеет права на собственное мнение.
– Не лаконично, а отлично! – выдал Мишка, и они наперебой стали расспрашивать меня про домовых, жильцов и даже про эти личины.
* * *
Ушли они, только когда пришёл отец, и то, подозреваю, из-за него. Секунду назад болтали о леших, потом хлопнула дверь – и всех сдуло! Отец только успел им буркнуть в коридоре какое-то «привет-пока».
Он прошёл на кухню в сапогах и долго пил из остывшего чайника.
– Кормить будут?
Чёрт, забыл! Матери же нет, теперь я должен сам…
– Участковый заходил, – тараторил я, торопливо вытряхивая из холодильника всё, что было съедобного (маловато, надо хоть картошки сварить!) – Новостей про мать нет?
Отец сидел на своём обычном месте и только покачал головой. Ну да, если бы нашли, он бы сразу сказал. Я стал чистить картошку, он был недоволен тем, как я чищу, хмурился, качал головой, но помалкивал. Я чувствовал себя как микроб под микроскопом, такой это был взгляд. Над переносицей опять возникла та складка, от которой хотелось стать невидимым.
Снаружи зашумел мотор, я поднял голову, хотя из кухонного окошка не видать, что там на улице. Невидимая машина остановилась у нашего крыльца, хлопнула дверь…
– Чего дёргаешься? – буркнул мне отец.
Вошёл Петрович, и я чуть нож не выронил: что он здесь забыл, мы же всё сделали! Но отец обрадовался:
– Здорово, Петрович, какими судьбами?
Сторож посмотрел на меня с видом «Вот это парень!», а мне захотелось оправдываться.
– Мы вчера крест сделали! Я у трудовика брусок попросил…
Несколько секунд отец смотрел то на меня, то на сторожа, будто соображая, о чём вообще речь, потом хлопнул себя по лбу как в кино:
– Чёрт, прости, Петрович, забыл совсем! Забегался – веришь? То одно, то другое, Катька вот теперь…
Сторож закивал и стал пятиться:
– Я поблагодарить зашёл. На пенсию вот вышел сегодня, в город уезжаю… Но отец, похоже, и правда был рад его видеть:
– Какой разговор! Погоди ты, посиди со мной! Когда ещё-то заглянешь, а тут хоть повод есть… Иди садись. Колька, сползай в подпол за огурчиками. Пока твоего ужина дождёшься… – Отец дотянулся до шкафчика не вставая, достал две рюмки и блюдечко, ногой придвинул табуретку для сторожа, стрельнул на меня глазами: мол, чего сидим, выполняй. Я бросил в кастрюлю последнюю картофелину, поставил на печку и пошёл в большую комнату, где люк в подпол.
Ленка что-то рисовала за своим крошечным детским столиком, я мельком глянул, автоматически пробормотал «как красиво», откинул ковёр, чтобы открыть люк… Вернулся и уставился на Ленкин рисунок.
Четыре кривенькие палки, в которых только опытный старший брат может распознать дом, были украшены тремя огромными лисьими хвостами, в которых любой дурак распознает огонь. Вокруг бегали неопознанные фигурки, больше похожие на каракатиц, чем на людей, ещё две каракатицы были в самом домике. Две!
– Лена, что это?
Она пробормотала что-то инопланетянское, как обычно, и показала на телевизор…
– Не бойся, не загорится, – говорю. – Сами они не загораются.
– Ну, долго тебя ждать?! – отец.
– Иду-иду! – И я полез за огурцами.