Гадание при свечах - читать онлайн книгу. Автор: Анна Берсенева cтр.№ 84

Днем работа захватывала его, не оставляла времени на размышления. Но вечерами, оставаясь в одиночестве, Алексей должен был сдерживать себя, чтобы не позвонить Марине. Что он мог ей предложить? Встретиться, пойти с ним куда-нибудь? Он-то готов был вообще с нею не расставаться, но мысль о том, что Марина придет к нему, выполняя взятые на себя обязательства, заставляла его отводить руку от телефона.

Поэтому Алексей так дорожил часами, когда все-таки позволял себе видеть ее, – когда это не должно было показаться ей слишком навязчивым.

Он прислушивался к ее голосу, к ее необычным фразам и интонациям, которые сохранялись даже в ее английском и которые заметил Джеймс Моррисон.

Он дышать боялся, чтобы не отпугнуть ее, когда она так доверчиво стала ему рассказывать необычную свою историю. Может быть, хоть что-то он значит в ее жизни, если она говорит с ним об этом?

И тут же Марина сказала, что он похож на ее отца – вернее, что она относится к нему так же, как относилась к отцу, – и тоска сдавила ему горло так, что он едва не задохнулся.

«Ко всему – еще и это… – думал Шеметов, проводив Марину из Президент-отеля домой и пешком идя по Малой Бронной к Никитским Воротам. – Конечно, дурак бы не догадался! Оттого и свет этот, и ее доверие… Она любила отца, он был ее опорой, потом его не стало, потом появился ты – и что же могло быть другое? И даже то, что так поразило и обнадежило тебя, когда она почувствовала, что сердце у тебя болит, – даже это не относится именно к тебе. Просто – еще одна ее необычная способность, и только».

Он остановился, закурил, словно надеясь, что дым освободит сжатое спазмами горло.

«Что ж, и за это надо благодарить судьбу, – подумал он. – За одно то, что она хотя бы не испытывает к тебе отвращения и рада видеть тебя хотя бы потому, что ты напоминаешь ей отца. Могло и этого не быть. И потом: а что ты можешь ей предложить такого, чтобы добиваться ее любви? Деньги, житейские удобства? Да что это значит для нее! А кроме… Даже если бы она вдруг каким-то чудом полюбила тебя – сколько это будет продолжаться? Сколько времени должно пройти, чтобы неотвратимо сказались годы? Да еще дурацкое сердце может все ускорить… И что тогда? Будет она из чувства долга при тебе сиделкой, кардиологической медсестрой – и ты спокойно с этим согласишься?»

Душевных сил у Шеметова было много, и владеть собою жизнь его научила. Но сколько можно было сдерживать в себе то, что разрывало душу?

Да еще на работе начались неприятности. Его «сибирская империя» с самого начала была бельмом на глазу властей предержащих, и Шеметов знал, что не может расслабиться ни на минуту, иначе все, что с таким трудом было им создано, мгновенно будет проглочено той силой, которая властно ломала человеческие судьбы, – силой государственной машины, готовой все подмять под себя.

Все его обширное сибирское строительство было связано с лесом, и он не мог себе позволить зависимости от кого бы то ни было в «лесных» делах. Шеметов давно уже научился сдерживать московское чиновное недовольство. Но его самостоятельный контракт с американцами на поставку оборудования и, соответственно, на последующую продажу продукции переполнил чашу терпения. Он становился слишком независим, и этого ему простить не могли.

Ему начало казаться, будто он находится в осажденной крепости: не успевает отбить атаку с севера – тут же поднимаются приставные лестницы у южной стены; знай успевай поворачиваться.

Но главное, теперь его постоянно мучил вопрос: а зачем, собственно, он все это делает? Чего ради он надрывается изо дня в день, не позволяя себе ни отдыха, ни покоя?

Конечно, независимость и свобода, которые обеспечивались его ежедневным усилием, значили для Шеметова слишком много, чтобы он мог от них отказаться. Но даже независимость и свобода сами по себе перестали быть для него тем, что дает силы жить.

И сердце у него болело теперь все чаще, и все чаще приходило желание бросить, плюнуть, забыть…

Конечно, если бы дело было только в осаде его «империи», Шеметов выдержал бы это спокойно: сопротивление обстоятельствам рождало азарт, он собирал всю свою волю – и побеждал. Но Маринины неожиданные слова о том, что он ей никто, сказанные из-за какой-то тряпки…

За годы, прошедшие с тех пор, как из начальника геологической партии беспощадным к себе усилием Шеметов превратился в одного из самых влиятельных людей в огромном регионе, он привык думать, что не боится жизни. Вообще-то он и сейчас не боялся ее – самого сложного и непонятного в ней не боялся; Иветта не зря это заметила. Но безнадежность любви надломила даже его.

Он радовался встречам с Мариной – тем мгновенным душевным соприкосновениям, которые происходили при встречах и которые он сразу чувствовал. И тут же вспоминал, что она его не любит.

Он незаметно наблюдал за нею в театре, радуясь тому, как самозабвенно погружается она в волны необъяснимого, в которые он сам так любил бросаться. И тут же в памяти всплывало: он ей никто.

И Алексей начинал понимать, что разлука неотвратима, и ожидал разлуки, как смерти.

Именно в таком состоянии находился он в тот вечер, когда пригласил Марину в казино. Шеметов любил рулетку – именно потому, что любил все непредсказуемое и чувствовал подлинность явлений, не зависящих от человеческой воли.

Да он и просто любил именно это клубное казино за раскованность и одновременно некоторую изысканность здешней атмосферы. Даже за обыкновение заядлых, вообще отсюда не выходящих «играющих» вроде Юрия Аркадьевича держаться с небрежной элегантностью, просаживая последние деньги.

Шеметов достаточно хорошо понимал, что все это – только антураж. Но ведь и валяться пьяным под забором – тоже только антураж. Так почему бы не сделать выбор?

И вот он пришел сюда с Мариной, сел за игорный стол, бросил привычный взгляд на поблескивающее колесо, ожидая, когда знакомое и почти радостное предчувствие захолодит в груди.

И вдруг понял: с ним происходит что-то странное, совершенно незнакомое.

Сердце у него побаливало еще с утра, но это-то как раз было совсем не странно и даже привычно. Шеметов даже посмеивался про себя, оправдывая свое опасливое нежелание пускаться в походы по врачам: вот болит – значит, есть еще, не застыло!

Но сейчас он почувствовал не просто сердечную боль, а что-то совсем другое. Неизбывная, физически ощутимая тоска разрасталась у него в груди, парализуя его страхом и неуверенностью. Алексей сначала не понял, откуда она взялась и отчего, и слегка растерялся, прислушиваясь к себе и рассеянно ставя фишки на какие-то цифры.

Потом он взглянул на Марину, впервые сидящую здесь рядом с ним, – и мучительная догадка пронзила его мозг, заставив прищуриться, как от удара.

Он ожидал разлуки, ожидал каждый день – и вдруг понял, что наступит она не когда-нибудь, а совсем скоро; может быть, даже сегодня. Да-да, именно сегодня: что еще могла означать эта страшная тоска, разраставшаяся в груди? Разлуку и, значит, смерть…