Гадание при свечах - читать онлайн книгу. Автор: Анна Берсенева cтр.№ 53

– Вы не поссорились? – спросил он.

– Нет, нисколько! – горячо возразила Даша. – И вообще, если ты против…

– Я не против, – ответил Алексей. – Надо будет поговорить на работе – может быть, с квартирой получится что-нибудь. А нет, так ведь можно и снять, правда?

Даша на это промолчала.

К его большому удивлению, разъехаться хотели и родители.

– Конечно, Алешка, вам надо жить самостоятельно, – отводя глаза, сказала мама. – Тебя все равно подолгу не бывает. А Даша хорошая девочка, но мы с ней не слишком близки… Я же вижу, ее многое раздражает в нашем образе жизни, ей даже на кухне все хочется по-своему расставить. А у нас, ты же знаешь, все уже так утвердилось – с места ничего не стронуть.

В этом мать была права. Алексей действительно знал, что все в их доме незыблемо и неколебимо, несмотря на легкий родительский характер. Просто – еще прадед собирал библиотеку, которая занимала теперь целую комнату. И мебель тоже покупалась много-много лет назад, так что к ней ничего теперь было не добавить современного, как ни старайся. И даже сердечные капли родители всегда покупали в одной и той же аптеке – мелочь, но все же…

На сердце у него было тошно, хотя и родители, и Даша были едины в своем желании разъехаться. Но здесь был его дом, и не так легко ему было смириться с тем, что дом его будет теперь где-то в другом месте… Единственное, в чем он был тверд, – в нежелании разменивать квартиру.

– А как же по-другому? – удивилась Даша. – Да ведь тебя никто даже на очередь не поставит при нашем-то метраже! И ты сам подумай, Леша, ну куда двоим старикам такие хоромы? А так бы можно было ее разменять, тебе у них остаться прописанным, а мне отдельно. И было бы две квартиры в случае чего…

– Никаких случаев чего, – отчеканил Алексей. – И я не хочу больше ничего подобного слышать. Пойми, Даша, – добавил он, уже помягче, – есть вещи, которых делать нельзя. Мой отец родился в этой квартире, я не могу ее разменивать только потому, что для нас так удобнее.

Она обиженно замолчала, и Алексей уже пожалел, что был с ней так резок. Ведь она действительно не имела в виду ничего плохого. Если бы она ждала смерти его родителей, то наоборот, не хотела бы разменивать квартиру. Конечно, ей с ее домовитостью просто хочется поскорее устроить быт по собственному вкусу, вот и все.

«Лучше бы ребенка родила, – вдруг подумал он. – Сколько лет уже живем…»

Он и сам не понимал, почему у них до сих пор нет детей. Сначала они остерегались: все-таки Алексей учился, и хотя с деньгами, при жизни с родителями, у них не было особенных проблем, но все же… А вот потом – непонятно. Алексей не раз говорил, что хочет ребенка, и Даша всегда соглашалась – но не рожала. Он боялся обидеть ее расспросами о том, не надо ли ей подлечиться, – считал, что женщина сама в состоянии в этом разобраться. Если бы она, например, сказала, что дело в нем – что ж, он готов был провериться у любых врачей. Но она уверяла, что все в порядке и просто, видно, время еще не пришло.

– Сам подумай, Лешенька: ты вечно в разъездах, родители старенькие уже. Кто мне поможет с ребенком? А чтобы мама моя к нам переехала – ведь ты же не захочешь?

После того как они решили жить отдельно, Даша стала говорить немного иначе:

– Вот скоро все наладится, можно будет и о ребенке подумать. Мы с тобой поженились рано, мне и тридцати еще нет. Как раз время подходит!

«Вернусь из экспедиции – квартиру сниму, – подумал Алексей. – В самом деле, каково ей всегда со свекрами, да еще одной! Хорошо бы мне было с тещей жить?»

Но к его приезду Василий Павлович нашел «идеальный вариант». Как ему удалось его осуществить, об этом один он знал. Вернувшись, Алексей увидел только, что здоровья у отца от бесконечных хождений по инстанциям не прибавилось. Все чаще приходилось вызывать «Скорую», и сердечные лекарства покупались все более сильные…

Дело было в том, что в соседнем подъезде их дома освободилась однокомнатная квартира: умер одинокий старик. Алексей даже не знал, что этой-то квартиры и добивался Василий Павлович для сына, вызывая у всех косые взгляды и презрительный шепот: все мало этим Шеметовым, еще хотят отхватить, и где только у людей совесть?

Если бы он знал, ни за что не позволил бы отцу в это ввязываться! Алексей прекрасно понимал, что значит для Василия Павловича необходимость унижаться и при этом думать, что и в самом деле просит лишнее.

Но к его возвращению дело было уже сделано и оставалось только вздыхать и обвинять себя, видя, как отец с трудом поднимается на третий этаж.

Алексеево тридцатилетие они с Дашей отмечали уже в новой квартире. Отмечали без родителей. Даша не требовала, не закатывала скандалов, но спокойно, как она умела, дала ему понять, что пригласить надо людей молодых – бывших однокурсников, нынешних сослуживцев, а не замшелых этнографов, которые начнут вспоминать бог знает что, никому не интересное.

Одним из самых постыдных его воспоминаний было то, что он согласился.

А в общем-то жизнь на новом месте потекла у них неплохо. К родителям Алексей, когда был в Москве, заходил ежедневно. Да и далеко ли ходить – в соседний подъезд. Кто из его друзей, теснившихся по коммуналкам, не мечтал о подобном!

А Даша – та просто расцвела после переезда. Даже странно, как будто так уж тяжело ей жилось прежде! В новый свой дом Алексей перевез письменный стол, кое-что из книг да еще какие-то мелочи; все остальное Даша устроила по-своему. Алексей одобрял все, что она делала, потому что ему это было безразлично. Те ли полочки, эти ли, каким кафелем облицевать ванную – не все ли равно?

Но Даша – она была ему не безразлична!.. Она не только внешне расцвела с этим переездом, не только помолодело ее и без того неувядающее лицо, – она стала еще горячее, еще любовнее с ним.

На десятом году супружеской жизни Алексей чувствовал, что так же ждет ночи, как в первый год. И с тем же трепетом привлекает к себе в темноте судьбой ему подаренную женщину, и она с таким же ответным трепетом обвивает его руками, ногами – всей собою…

Он и работу свою любил по-прежнему, если не больше. Нет, Алексей не сделал никакой головокружительной карьеры: слишком много для этого надо было делать такого, чего он делать не хотел. Он даже с усмешкой вспоминал иногда слова Рахима о том, что будет большим начальником. Да на кой ему это сдалось!

Но начальником геологической партии он стал и считал, что это очень даже немало. В Москве-то оно вроде не так чувствовалось, но вот когда выезжали в поле, все в его партии так считали. Авторитет Шеметова был непререкаем, и не только у своих, но и у местных – от секретаря райкома до последнего браконьера.

Наверное, его даже любили люди, работавшие под его началом. Но как-то не повелось демонстрировать ему любовь: в Алексее Шеметове была какая-то особенная жесткость – не характера, но положения.

Он и по натуре не был рубахой-парнем, а получив власть над людьми, сразу понял: только покажи слабину – на шею сядут даже самые доброжелательные. Он и сам не мог бы объяснить, где проходит граница между дружбой и панибратством, но чувствовал ее безошибочно.