Текст - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Глуховский cтр.№ 30

Захотелось с тоски повыть.

За завтраком смотрел новости. Хазин в них пока не попал.

Надо было дойти до морга. Хотя бы чтобы сказать им: она не бесхозная. Вот я, сын. Мне некуда ее забрать от вас пока. Подержите еще несколько дней. Я обязательно придумаю что-нибудь. Обязательно что-нибудь придумаю.

Воскресенье.

* * *

Морг был, где и центральная городская больница – на Заречной.

По Батарейной до Букинского шоссе, почти до Вериного дома; но не доходя до него – направо повернуть. И мимо той самой голубятни, которую вместе с Серегой грабили – вокруг: ржавыми гаражами, кирпичными бараками, исписанными бетонными заборами – на отшиб.

И вдруг вспомнил, как шли однажды в эту больницу с матерью, когда еще мелким был. Гланды удалять. Так же шли, этой же дорогой. Как на расстрел. Каждый шаг давался через силу. Сначала она его пыталась мороженым соблазнять – дескать, вот потом его наешься!

Могла бы и не говорить ему, что идут на операцию, а соврать, что просто к доктору на прием. Но мать врать не любила, сюсюкать тоже. Всегда называла вещи своими именами, а на будущее глядела строго, сквозь свои учительские очки. Готовься к худшему, тогда жизнь не разочарует, такой вот был у нее девиз. Будет операция, больно особенно не будет, а чуть-чуть – потерпишь.

У нее своя правда была, а у Ильи – своя: и просто ждать операции-то было страшно, а уж идти на казнь своими ногами – вообще жуть. Мороженое не подкупало. Илья сладкое не очень любил, соленое больше.

Тогда стала ему Дубровского пересказывать. Наверное, давала его в то время каким-нибудь восьмым классам, вот и кстати пришлось. Всего он не понял, но сцена в яме с медведем его поразила. Маленький пистолет, вроде мушкета, у Дубровского в руках запомнился, который он медведю в ухо вложил. Взамен гланд он у матери себе выторговал точно такой же, но китайский и пластмассовый.

Дорога не короткая была – от дома полчаса детскими шагами. И половину ее Илья тогда как бы не на Заречной улице провел, а в лесах с крестьянами и в яме с медведем. А там уже и больница.

Всю операцию думал про маленький старинный пистолет. Больно почти не было. Но мороженое все равно пришлось лопать. Это, оказывается, обязанность была.

А теперь вот – вспоминал про то, как тогда шел сюда, и опять настоящей Заречной, дороги до эшафота, не застал. Срезал через прошлое.

Больница стояла за домами, у пролеска. Бурое кирпичное здание, хмурое, приземистое и разлапистое. Поглядишь на такое – болеть расхочется.

– Это в патолого-анатомическое вам, – простуженно прогундела тетка в регистратуре. – С улицы зайдите.

Мертвецам отдельный выход сделали, чтобы они с захворавшими не пересекались, не смущали их. Подъезд был объявлениями сплошь обклеен: гробы, ритуальные услуги, агенты, похороны. У входа дежурили верткие типы, будто бы скорбящие, но при виде Ильи тут же окрылившиеся.

Он их сразу на хер послал. Падальщики.

– В ноябрь всегда хорошо мрут, – подслушал он мельком. – Но в Новый год лучше. А самое – конечно, июль.

Дал паспорт, чтобы заявить права на мать. Отделение было сначала, как все другие. Девочки молоденькие в халатах. Мужик очкастый с папиросой – заведующий. Да, есть такая. Долго вы не чухались. Забираете?

– Нет. Я только вернулся… Мне еще нужно время. Подготовиться, – сказал Илья.

– Семь дней по закону бесплатно, – сказал ему зав. – Дальше по прейскуранту.

– Я успею, наверное, в семь дней уложиться.

– Посмотреть хотите?

Илья кивнул.

– Бахилы двадцать рублей.

Прошли через прозекторскую – кафельные стены, тазы с инструментом, на столе-поддоне худющий азиат, череп раскроен. Дальше дверь с затвором – «Холодильное помещение».

Грохнул замок, ухнула дверь, обдало стылым и затхлым.

Включили ртутный свет.

– Ну, что встали? Проходите.

Как перед операцией заныло-засуетилось у Ильи: сейчас вырывать будут.

– Так, где у нас Горюнова-то? – спросил очкастый у девочки.

Внутри стояли каталки под простынями, порознь и вместе составленные. Под ними ждали такие же, невостребованные. Очкастый, не бросая курить, заглянул под одну простынь, под другую. Прошел в конец.

Там у стены были вместе свезены два тела, накрытые одной общей простыней. Женские ноги и мужские волосатые. Доктор приподнял полотно, убедился, позвал.

– Вот. Горюнова Тэ. Ваша.

– А почему? – морг у Ильи кругом поехал. – Почему она тут с кем-то… Это мужчина? Это почему так?!

– Вы про что? А! Ну простыни в стирке, одна всего оставалась. Ей-то ведь без разницы уже. Не голой же оставлять.

– Голой?

– Вы что, первый раз в морге?

Илья сделал шаг.

Составленные вместе, каталки походили на супружескую кровать. Как будто муж с женой спали вместе, накрытые одеялом. Мать всегда спала одна. Кровать у нее была узкая, одноместная. А тут…

– Ну идите, что?

Очкастый откинул угол простыни подальше, чтобы Илье было уже незачем тянуть резину.

Встретились.

Волосы – совсем серые – у нее были собраны в пучок на затылке, и из-за этого голова получалась отвернута немного в сторону. От Ильи – к чужому мужчине. Глаза запали, оставались приоткрыты, поблескивали белой пластмассой. Губы были будто сжаты, в морщинках. Очень постарела. Очень постарела.

От этой мысли – как мать состарилась, а не от той, что умерла, – засвербело в носу, заломило в каких-то неведомых железах, во рту загорчило.

Мужчина, с которым она лежала, оставался покрытым. Выпирал через простыню нос. Можно было член угадать.

– Раздвиньте их! Слышите?! Развезите! Что это за… похабщина?!

– Вы тут не выступайте особо, у нас на эту тему никакого ГОСТа нету, гражданин. В целости? В целости. В сохранности? В сохранности. Будете кричать – полицию вызовем, – сделал ему внушение зав. – Вик, иди постой тут с этим!

– Вы не переживайте, мы разделим их, – с порога защебетала девочка в халатике. – Это, кстати, приличный вполне мужчина, не подумайте, не бомж какой-нибудь. По «скорой» с инсультом приехал. И что глаза там у нее открыты, это мы все в порядочек приведем. Вы только, когда приедете за ней, привозите одежку какую-нибудь получше. У нас тут есть наряд новопреставленного, он от города выдается, но очень казенный. Лучше свою.

– Сейчас разведите, – тихо-упрямо-зло сказал Илья. – Сейчас.

– Ну ладно, что вы… – Девочка Вика присела на корточки, щелкнула стопорами на материнской каталке, отвела ее вбок.

Илья придержал простыню у матери, того мужчину оголил. Высокий лоб, крупный нос, седые волосы на груди. Хмурился. Да пошел ты, старик. Всем мертвецам не угодить.