В дебрях Южной Африки - читать онлайн книгу. Автор: Томас Майн Рид cтр.№ 43

На первом месте назовем обыкновенного домашнего осла, типичного представителя рода; во многих странах встречаются его различные породы, причем некоторые своим изяществом почти не уступают лошади и ценятся столь же высоко. Существует затем западно-азиатский онагр, кулан или джигетай — «дикий осел». Его родина — степи Азии. Еще упомянем кианга, которого можно встретить в Ладаке.

Это вс„ азиатские породы; они встречаются в диком состоянии и отличаются одна от другой складом, окраской, размером и даже образом жизни. Многие из них очень изящны, а в беге не уступают самому быстрому коню.

Мы не можем уделить в этой маленькой книжке много места описанию каждого из названных видов; ограничимся лишь несколькими замечаниями о тех, которые ближе касаются нашей темы, — об африканских диких ослах. Их существует шесть-семь пород, а может быть, и больше.

Во-первых, дикий осел, который распространен в северо-восточных областях Африки. От прирученных диких нубийских ослов произошел домашний осел.

Во-вторых, кумра, о которой почти ничего не известно, кроме того, что водится она в лесах Северной Африки и, в отличие от большинства других видов, живет не стадами, а в одиночку. Кумру часто принимали за дикую лошадь, но, по всей вероятности, она принадлежит к роду ослов. В Африке насчитывается еще несколько видов, настолько схожих между собой и складом, и размером, и привычками, что их можно объединить в один разряд под общим именем — зебра. Различаются, во-первых, собственно зебра — быть может, самое красивое четвероногое в мире, которое нет надобности описывать здесь; во-вторых, дау, или бурчеллиева зебра, как ее чаще называют. В-третьих, зебра Чапмана, близко напоминающая дау. В-четвертых, квагга; пятый же, не установленный вид известен под именем белой зебры, которое он получил за свою бледно-желтую окраску.

Все зебры состоят, несомненно, в близком между собой родстве. Все они в большей или меньшей степени отмечены своеобразными поперечными полосами — общеизвестным признаком зебры. Даже квагга носит эти полосы на голове и на верхней части туловища.

Собственно зебра исполосована от кончика носа до самых копыт, и полосы у нее сплошь черные на почти белом или бледно-желтом фоне. Дау не имеет полос на ногах; полосы у него не так темны и четки, а основная окраска не так светла и чиста. В остальном три первых вида очень схожи; и более чем вероятно, что имя «зебра» впервые было дано либо бурчеллиевой, либо чапмановской зебре — ведь животное, которое мы теперь называем собственно зеброй, водится в тех частях Африки, где едва ли могли его увидеть первые наблюдатели-европейцы. Во всяком случае, зебра и есть тот самый зверь, которого римляне назвали гиппотигром, то есть тигровой лошадью, а из этого обстоятельства мы заключаем, что та зебра жила в более северных областях Африки, нежели другие ее сородичи, которые все принадлежат к фауне южной половины материка. Правда, существует мнение, что собственно зебра распространена и в более северных краях, включая Абиссинию, но, может быть, тут просто произошло недоразумение и за собственно зебру была принята зебра греви, которая, несомненно, водится и в Абиссинии.

Из зебр только один вид — горное животное и живет среди скал, тогда как дау и квагга кочуют по равнинам и диким, ненаселенным степям. В таких же местностях удалось заметить и белую зебру, но только одному путешественнику

— Ле-Вайану, откуда и возникает сомнение в существовании белой зебры как обособленного вида.

Ни одна из пород не общается с другой, хотя каждая пасется общим стадом с другими животными. Квагга водит компанию с гну, дау — с полосатым гну, и в одном стаде с обоими можно увидеть высокого, надменно выступающего страуса.

Во вкусах и в характере разных видов наблюдается много различий.

Горная зебра очень пуглива и дика, дау почти не поддается приручению, между тем как квагга отличается робким, покорным нравом, и ее так же легко приучить к упряжи, как лошадь.

Если это не делается, то лишь по той причине, что южноафриканский фермер не испытывает недостатка в лошадях и квагга ему ненадобна ни в упряжь, ни под седло.

Но хотя фермеру ван Блоому никогда не приходило на ум объездить кваггу, ван Блоом-охотник ухватился за эту мысль.

До этого времени ван Блоом не удостаивал квагг никакого внимания. Он знал, что это за животные, и часто видел, как табун их — может быть, всегда один и тот же — приходил к озеру на водопой. Ни сам он, ни его домашние не трогали квагг, хотя легко могли бы застрелить не одну. Они знали, что желтое маслянистое мясо этих животных не годится в пищу и едят его только голодные туземцы, а шкура, хоть идет иногда на выделку мешков и другие хозяйственные нужды, особой ценности не представляет. Поэтому наши охотники давали кваггам спокойно приходить и уходить. Не стоило тратить на них порох и пули, да и не хотелось убивать ради пустой забавы такое безобидное создание.

Итак, каждый вечер квагги являлись к озеру на водопой и опять удалялись, не возбудив к себе ни малейшего интереса.

Но на этот раз получилось иначе. В голове ван Блоома зародился великий замысел. Табун диких квагг внезапно приобрел для охотника такой интерес, как если бы это были слоны. Он вскочил на ноги и стоял, не отрывая от них радостного и восхищенного взгляда.

Ван Блоом любовался их изящно исчерченными головами, крутыми линиями тела, легкими и стройными ногами, — словом, любовался в них всеми статями: их ростом, их окраской, их пропорциями. Никогда до той поры буру-скотоводу не казались квагги такими красивыми.

Но откуда такое неожиданное восхищение презренной кваггой? Ведь обычно капский фермер пренебрегает кваггой и если застрелит ее, то лишь на пищу своим слугам-готтентотам.

Почему она так полюбилась вдруг ван Блоому? Узнав, какие мысли теснились в тот час в его мозгу, вы это легко поймете.

Вот что он думал.

Нельзя ли поймать несколько квагг?.. А почему бы и нет? Нельзя ли приучить их к седлу?.. А почему нет? Не может ли квагга при охоте на слона сослужить ту же службу, что конь?.. Почему нет?..

Ван Блоом задал себе эти три вопроса. И через три минуты на все дал утвердительный ответ.

Ни в одном его предположении не было ничего невозможного или невероятного. Было ясно, что этот план вполне осуществим.

Ван Блоом почувствовал себя окрыленным новой надеждой. Лицо его засветилось радостью.

Он поделился замыслом с Чернышем и со своими сыновьями. Все горячо одобрили счастливую идею и только удивлялись, как никому из них раньше не пришла в голову такая простая мысль.

Но теперь возникал вопрос, как поймать квагг. Он требовал разрешения в первую очередь, и все четверо — сам ван Блоом, Ганс, Гендрик и Черныш — засели вырабатывать сообща план охоты.

Понятно, в ту минуту они ничего не могли предпринять и табуну, пришедшему на водопой, дали на этот раз удалиться с миром. Охотники знали, что завтра он вернется в тот же час.