5
Отъезд Фредди совпал с окончанием лета и наступлением серой, тоскливой погоды. Сырой туман сменялся яростным ветром, дувшим со стороны Ла-Манша, который колотил в стекла острым дождем и сотрясал рамы. От сквозняков, пронизывающих длинные коридоры, скрыться было невозможно, а ночью нельзя было согреться под тоненькими, колючими одеялами. Из палат доносился кашель и отхаркивание.
Безрадостные дни соответствовали настроению Грейс. Ей не хватало легкости и смеха, которые внес в ее жизнь Фредди. Она машинально выполняла свои обязанности, ухаживая за новыми летчиками, занявшими койки. В общей комнате медсестер говорили об американской армии и о том, как скоро ей удастся достичь того, чего не дали четыре года войны в траншеях. Говорили даже о победе, о чем не слышно было с 1914 года. Грейс рада была бы, чтобы окончилась эта бессмысленная бойня, но в остальном не ожидала от будущего ничего хорошего.
Однажды Дафна отправилась в выходные в Лондон на вечеринку и не вернулась. Ходил слух, что высокопоставленный дядюшка воспользовался связями, чтобы ее перевели в группу, сопровождающую раненых из Франции, и другой — что она познакомилась с молодым офицером и обвенчалась с ним по специальному разрешению. С исчезновением Дафны Грейс почувствовала, что ее жизнь в больнице потеряла последние проблески веселья. Но она не испытывала желания вернуться домой и оказаться похороненной в удушающей тишине и одиночестве сельской жизни.
Шел конец сентября. Грейс везла по коридору каталку, когда кто-то схватил ее сзади.
— Попались! — сказал радостный голос, когда Грейс встревоженно вскрикнула. — Я же говорил, что приеду украсть вас!
— Фредди! — воскликнула Грейс, радостно улыбаясь. Он казался не таким уж «воздушным» и более того — умудренным некоторым жизненным опытом. На нем был хороший твидовый костюм, на щеках был здоровый румянец. Усики его были безукоризненно ухожены, в петлице красовалась хризантема.
— Он самый, как говорится, во плоти, — ответил он.
— Что вы здесь делаете? — изумленно спросила она. — Вы не вернулись долечиваться?
— Милая моя, я официально списан по ранению, и если бы мне надо было лечиться, я направился бы прямиком на Харли-стрит, где принимают лучшие врачи Лондона, а не допустил бы, чтобы меня терзали эти армейские драконы, — ответил он с громким смехом. Проходившая мимо медсестра, обернулась на него, нахмурившись, от чего он захохотал еще громче. — И вы, конечно же, знаете, почему я здесь. Я же говорил вам, что ваш преданный обожатель вернется. Просто дело в том, что мать запрещала мне носиться туда-сюда, пока я снова не буду крепким и здоровым. Но теперь я здесь, и рвусь вперед. Хватайте пальто, и мы сбежим.
— Не знаю, позволят ли мне, — ответила Грейс, озабоченно вглядываясь в глубь коридора — не покажется ли старшая сестра «Стойкости».
— Бога ради, сейчас уже вторая половина субботнего дня. В субботу всем разрешается иметь свободный вечер.
Грейс побежала в комнату медсестер.
— Приехал Фредди Каллендар и приглашает меня провести с ним вечер, — возбужденно сказала она. — Может, кто-нибудь из вас прикроет меня?
— Не вижу, с какой стати мы должны отпускать тебя с Фредди Каллендаром, когда мы сами должны торчать тут, — с шутливой яростью ответила одна из добровольных медсестер. — Но, наверное, на этот раз мы все же, так и быть, пожалеем тебя. Но ты должна обещать нам, что, когда вернешься, все расскажешь подробно.
— Огромное спасибо, — сказала Грейс, счастливо улыбаясь. — Обещаю, что когда-нибудь отвечу тебе тем же.
— К сожалению, Фредди Каллендары нечасто с неба падают, — горьковато заметила та, дружески подталкивая Грейс к двери.
Они ехали по тихим сельским проселкам, усеянным последними желтыми листьями, и Фредди жизнерадостно рассказывал ей обо всем, что делал со времени возвращения домой. Грейс жалела, что в ответ она не может рассказать ему хоть что-то интересное.
В маленькой деревушке, уютно устроившейся в долине, они остановились выпить чаю в кафе под названием «Медный чайник». Оно выглядело достаточно привлекательно: на столах лежали клетчатые льняные скатерти, на стене красовалась бронзовая тарелка.
— Лепешки или пышки? — спросил Фредди.
— Теплые пышки было бы очень неплохо, — сказала Грейс. — Здесь довольно холодно.
Из кухни, шаркая ногами, появилась официантка.
— Чаю для двоих и тарелку ваших самых лучших горячих пышек, милочка, — сказал Фредди.
— Пышек нет, — решительно ответила та.
Они согласились на тосты с джемом. Когда тосты принесли, они оказались отмокшими, джем был водянистым, а чай — плохо заваренным.
— В следующий раз я попытаюсь найти что-нибудь более цивилизованное, — извиняющимся тоном проговорил Фредди, когда они вышли из кафе. — Хотя эта чертова война, возможно, знаменует собой конец цивилизации, как мы ее понимаем. Я хочу сказать: если в кафе нельзя найти приличных пышек, стоит ли вообще жить?
Взглянув на нее, он ухмыльнулся, но Грейс все еще наслаждалась словами «в следующий раз». Он планировал снова с нею увидеться! Это не было приглашением из чувства долга — он на самом деле хотел ее видеть!
После этого он появлялся раз в неделю и — под завистливыми взглядами других медсестер — увозил Грейс из больницы. Их встречи всегда были обставлены по всем правилам: концерт в театре Уинтергарден, посещение замка Певенси, дневной сеанс в кино, — и Грейс судорожно сжимала руку Фредди, когда героиню бросали в яму со змеями. Фредди, похоже, это нисколько не тревожило.
День всегда кончался чаем: и, как и предсказывал Фредди, часто без пышек. Однажды, когда подходил к концу октябрь, они сидели в гостиной отеля на побережье, глядя на дождь, струившийся по высоким окнам, и слушая приглушенный рев прибоя.
— Я вижу, что мне придется взять вас в Эктон-Барнетт, — сказал Фредди. — Это единственная возможность, чтобы вы отведали пристойной еды.
Он сказал это достаточно легко, но от Грейс не укрылась значимость его слов. Не всякую девушку приглашают в поместье, чтобы познакомить с семьей!
На следующей неделе по больнице пронесся грипп. Двое больных Грейс умерли, и ее не оставляло чувство беспомощного гнева. Потом и она сама заболела гриппом. К счастью, она была молодой и здоровой и отделалась лишь тем, что провела несколько дней в постели с головной болью и высокой температурой. Но после болезни чувствовала себя измученной и подавленной. Она послала Фредди весточку, что болеет и ему не следует приезжать в субботу, отчего расстроилась еще больше. Она лежала в постели, уставясь в потолок, когда ее позвали к телефону, расположенному в покрытом керамической плиткой вестибюле.
В трубке раздался голос Фредди, бодрый и жизнерадостный.
— Собирайте вещи, старушка, — сказал он. — Я поговорил с матерью, и приеду забрать вас завтра.
— Но, Фредди, у меня был грипп. Может быть, я еще заразная, — запротестовала она.