Азарт среднего возраста - читать онлайн книгу. Автор: Анна Берсенева cтр.№ 44

Но скованность ее не проходила ни от виски, ни от тепла, ни от разговора о живописи Джотто. Во всем этом была какая-то необязательность, которую Александр чувствовал сейчас особенно остро. Ну, виски. Ну, фрески. Все это было неважно после того, что он пережил этой ночью в лесу, когда стоял под сияющим небом и жизнь стояла перед ним, как она есть.

– Вы не обращайте на меня внимания, Александр Игнатьевич. Отдыхайте.

Неслышно ступая в вязаных носках – валенки она сняла сразу же на пороге, – Варя прошла к камину и села в кресло, повернутое к каминному экрану. Александр не мог теперь видеть ее лица; наверное, она специально так села, пытаясь избыть неловкость. Ему почему-то было жаль, что это так.

Он не знал, о чем с ней говорить, но и не пытался говорить хоть о чем-нибудь. Молчать в ее присутствии было легко, как дышать. Он умел ценить эту редкую человеческую способность.

Косы, которую Александр запомнил из ее детства, у Вари больше не было. Когда она вошла в комнату и сняла платок, то оказалось, что волосы у нее были сколоты шпильками, но все шпильки растерялись, кроме одной. Эту оставшуюся шпильку она вынула сама и попыталась пригладить волосы, но они все равно остались спутанными, и она перестала их поправлять. Кажется, она вообще быстро смирялась с тем, чего не могла изменить. Но это происходило не от безволия, а от какого-то другого качества, которого Александр в ней не понимал.

Она сидела перед камином, смотрела на огонь, волосы падали ей не плечи и в отблесках пламени казались не русыми, а серебряными… За окном стояла такая тишина, которая бывает только зимой и только в настоящей глуши, той самой, о которой сейчас говорила Варя.

«Зря я ее наставлять взялся. – Александр вспомнил свою сентенцию о повсеместности пустоты, и ему стало неловко. – Ей-то лучше знать, скучает она или не скучает. Да, может, она и права: какая у нее, у такой, наедине с собою может быть скука? Наверное, права».

Она и сейчас была как-то наедине с собой, несмотря на присутствие в комнате еще одного человека. Александра это нисколько не смущало. Но длить ее смущение ему не хотелось.

– Ложитесь, Варя, – сказал он. – Вот здесь, на диване. Постель в шкафу. Вы устали.

– Нет, я не… – начала было она.

– И я устал, тоже лягу. Да и поздно уже. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, Александр Игнатьевич. – Она встала, обернулась к нему. – Спасибо вам.

– Не за что, Варвара Андреевна.

Александр улыбнулся ее серьезности и вышел из гостиной.

Варя всегда считала, что ее назвали неправильно.

Варвара Андреевна Иорданская – эта россыпь раскатистых звуков казалась ей слишком напористой и совсем не соответствующей ее характеру. Не то чтобы она чувствовала себя вялой или слабой, но жизненный напор… Варя не думала, что полученные с его помощью блага – это то, что ей в жизни необходимо. Впрочем, спроси ее, что же ей в жизни необходимо-то, она и не ответила бы.

– В бабку ты удалась, Варвара, – говорила мать. – И лицом, и нравом. У той тоже – что на уме, никогда, бывало, не поймешь.

О бабушке Ксении Варя помнила немногое, хотя, когда та умерла, ей было уже пятнадцать лет. Наверное, так получилось именно из-за тех бабушкиных черт, которые мама находила и в Варе.

Все, что она помнила о бабушке, говорило именно о непонятности ее натуры. Например, Варя запомнила, как бабушка однажды сказала ей:

– Ты смотришь летящим глазом.

– Как это? – удивилась Варя.

Ей было тогда лет семь. Ну да, в самый день ее рожденья это и было, первого декабря. Она забежала к бабушке на минутку, принесла испеченные мамой пирожки. Бабушка Ксения занята была обычным своим делом: рисовала в альбоме причудливые картинки. Они, Варя уже знала, назывались эскизы.

На внучкин вопрос она не ответила. Может, даже и не услышала его: по ее лицу было понятно, что она ничего не видит, кроме узоров, которые выводит на листе, и никого не слышит.

– Что такое летящий глаз? – переспросила Варя. – Как же можно им смотреть, если он летит?

Бабушка Ксения подняла глаза. В них стоял туман. Варя любила смотреть на такой туман, когда он стоял над речкой Варзугой. И бабушкины глаза она поэтому любила и нисколько не обижалась, что из-за такого вот тумана та, может, и внучки своей не видит. Это состояние было Варе как-то понятно. Хотя сама она не умела рисовать таких картин, как те, которые назывались эскизами для фарфора.

– Так китайцы говорят, – сказала бабушка. – У них не бывает пустых слов. Даже обыкновенные буквы – у китайцев они называются «иероглифы» – обязательно означают что-нибудь красивое. Они говорят: «Он смотрит белыми глазами». Это означает ненависть. А если смотрит красными глазами – это гнев.

– А летящим глазом? Кто смотрит летящим глазом?

Бабушка улыбнулась. Улыбка у нее была особенная – Варе всегда казалось, что она похожа на полярное сияние. Только не яркое, которое бывает очень редко, а тусклое, даже блеклое, но от этого, на Варин взгляд, еще более красивое.

– Летящим глазом смотрит красавица. Это означает – соблазн.

Что такое соблазн, Варя не знала. Но бабушкины слова ее изумили.

– Но я же не красавица! – воскликнула она. – Совсем нисколько не красавица!

Что она некрасивая, Варя знала всегда. Она научилась читать в два с половиной года и с тех пор прочитала уже немало книг, в которых были разные красавицы – и в рассказах, и на картинках. И отлично понимала, что у нее нет с ними никакого сходства. То есть, конечно, она не уродина: нос не кривой, глаза не щелочками, даже и не очень маленькие у нее глаза. Но все вместе… Все вместе получается очень уж неяркое. Как привычное полярное сияние. Или как улыбка бабушки Ксении.

– Красота бывает разная, – пожала плечами та. – Есть – сплошной огонь. А есть вот эта – летящий глаз. От огня соблазн явный, его ни с чем не перепутаешь. А от летящего глаза… Его не каждый разглядит, но уж кто разглядит, тот от него не уйдет.

Варя почти ничего не поняла из того, что сказала бабушка. Она хотела еще раз переспросить, хотела разобраться… Но бабушка снова склонилась над своим альбомом. Варя вздохнула и, поставив увязанную в теплый платок корзинку с пирожками на стол, вышла из комнаты. Бабушка Ксения никогда не просила не мешать ей, если она работает. Она просто не замечала ничего, что не было ее работой.

Мать этим возмущалась.

– Да разве это работа? – говорила она. – Работа – за что деньги платят. А картинки эти ее – ни людям пользы, ни себе счастья. А уж про деньги и говорить нечего!

Тут она в сердцах махала рукою.

Наверное, мать была права. Уже нарисованные эскизы бабушка Ксения даже не показывала никому, а просто складывала в большой, окованный медью сундук. Однажды она положила в него альбом, изрисованный до последней страницы, при Варе, и та заметила, что сундук полон такими альбомами почти доверху…