– Ну, раз больничный не надо, – пожала плечами Юля, – тогда я тебя не задерживаю.
В ее речи, простой, даже простонародной, звучал едва уловимый акцент, украинский или южнорусский. Удивляться этому не приходилось: на северные заработки приезжали люди со всех концов страны, да и воинских частей много было на Кольском полуострове. Может, у нее муж военный.
– Сама-то откуда? – поинтересовался Александр.
Он спросил об этом не столько из вежливости, сколько потому, что с ней было легко. Ее присутствие как-то не ощущалось, и ему хотелось продлить свое приятное состояние: неодиночества, но и необремененности посторонним присутствием.
– С Украины. Город Нежин, знаешь такой?
– Я на Украине и не был никогда. Или нет, в Одессе был. В детстве родители возили.
– Нежин хороший город, – мечтательно вздохнула Юля. – Про нежинские огурчики ты уж точно слышал. Маленькие, хрусткие. Закуска первый сорт!
– Что ж ты уехала из такого прекрасного места? – усмехнулся Александр.
– А за длинным рублем, – объяснила она. – Денег много платили на ваших Северах, вот и позарилась. А теперь хоть тут и бардак, так ведь и всюду то же самое. Замуж я не вышла, на квартиру не успела заработать, и возвращаться уже вроде некуда. У родителей в Нежине двушка, комнаты смежные, да сестра погодков родила. В общем, не до меня.
Она сообщила об этом спокойно, без желания вызвать сочувствие или достичь еще какой-нибудь скрытой цели. В ее словах была лишь основательность, такая же, как и в ее тяжелой походке. Он спросил – она ответила, ничего больше.
– Ну, я пойду, – сказал Александр.
Юля уже не обращала на него внимания – раскладывала на стеклянном столике какие-то устрашающего вида инструменты. Стоя в дверях процедурной, Александр спросил:
– А живешь ты где?
– В общежитии, – ответила Юля. – Горздравовском. – И вдруг она улыбнулась. Улыбка у нее была простая и простотой своей даже обаятельная. – А что, в гости придешь?
– Почему же нет? – Александр тоже не стал сдерживать улыбку. – Я теперь в Мурманске часто бывать буду.
– А ты разве не мурманский? – удивилась она.
– Я в Варзуге живу. Знаешь, село такое на одноименной реке?
– Нет, – покачала головой Юля. – Откуда мне знать?
Что, живя на Кольском, она не знает о существовании одного из красивейших сел на одной из красивейших рек полуострова, было странно. Хотя, может, и не странно это было. Во всем Юлином облике было нечто, не требующее никаких лишних знаний, вообще ничего такого, в чем нет насущной необходимости.
– В общем, загляну к тебе как-нибудь, – сказал Александр. – Если ты не против.
– Почему ж мне против быть? – пожала плечами Юля. – Парень ты видный, перед девчатами не стыдно. Заходи. Предупредишь – пирогов напеку. Не предупредишь – тоже ничего, в кафе меня сводишь.
Едва сдержав смех, Александр вышел из кабинета.
Заглянуть к Юле ему удалось только через месяц. До этого было слишком много дел на Варзуге: рыбацкий поселок – не киоск привокзальный, его в два дня не продашь. Пока оформляли договор с покупателем, приехавшим из Питера, пока тот переводил деньги, пока новый управляющий входил в курс дела… Конечно, Александр торопился, потому что ведь и рыболовецкие корабли покупать – тоже дело не из простых и требует скорейшего переезда в Мурманск. И кредит надо было оформлять, потому что денег на бизнес большого масштаба у него все-таки не хватало даже после продажи поселка на Варзуге. Да и азарт разбирал: скорее бы, скорее бы начать новое! Но азарт азартом, а пустой спешки Александр не любил.
Поэтому в Мурманск он перебрался только через три недели и через неделю после переезда зашел к Юле.
Найти общежитие горздрава оказалось нетрудно, и Юлю в нем – тоже. Когда Александр поднялся на третий этаж, она была в кухне. Соседка по комнате, разглядывавшая его с нескрываемым любопытством, подсказала, где это – в конце длинного коридора.
По коридору плыли запахи, которых вообще-то трудно было ожидать в общежитии: не какого-нибудь прогорклого масла, а самой настоящей свежей сдобы. Пахло корицей, гвоздикой и еще чем-то прекрасным, как домашний праздник.
Когда Александр заглянул в кухню, Юля вынимала из духовки противень с большим пирогом. Пирог дышал жаром, золотисто-коричневая корочка его поблескивала, и весь он, казалось, светился.
– Привет, – сказал Александр. – Вот ведь как, и не предупредил, что приду, а ты пироги печешь.
– Повезло тебе, – ничуть не удивившись, сказала Юля. – Так бы в кафе пришлось меня вести, а так никаких расходов.
Она раскраснелась от кухонного жара, глаза ее блестели ярче пирога, и поэтому казалось, что она все-таки рада его появлению. Или не казалось, а так оно и было?
– Все еще впереди, – улыбнулся Александр. – Сходим и в кафе. А пока не пропадать же добру. Обещала ведь.
Он выразительно взглянул на пирог, едва удержавшись, чтобы не облизнуться. Юля засмеялась.
– Пойдем уж, – сказала она. – Угощу, раз обещала.
Через недельку он заглянул к ней снова и на этот раз уже остался на ночь; соседка тактично испарилась из комнаты. В постели Юля не разочаровала так же, как в кухне. Она была, правда, не слишком изобретательна и совсем лишена того качества, которое называют перчинкой, но при этом была темпераментна и неутомима. Она не скрывала, что Александр ей нравится, и выражала свои чувства бурно, не обращая внимания на картонную общежитскую слышимость.
Уснули они только под утро. То есть это Юля уснула, а Александр еще курил, лежа в постели и глядя в переливающееся фонарным светом окно.
«Почему бы не жениться? – думал он, чувствуя горячее Юлино дыхание у себя на плече. – Тридцатник скоро, пора. И кого мне лучше искать? Что я нового обнаружу?»
Он вспомнил маленькую питерскую балерину, с которой у него случился недавно роман, такой же летучий и легкий, как она сама – как пух от уст Эола. Балеринку доставили на Варзугу вертолетом в числе других артистов: элитная рыбалка предусматривала также культурную программу, и очередные клиенты-немцы выразили желание увидеть «Умирающего лебедя» в знаменитом русском исполнении. Вероятно, они имели в виду танец Анны Павловой, но едва ли заметили разницу, потому что накануне концерта напились водки и взирали на маленькую балерину с неразборчивым благодушием.
Александр представил ее – прелестную, капризную, в высшей мере обладающую той самой пресловутой перчинкой, – в пустой новой квартире, которую он купил в Мурманске. Невозможно было вообразить, чтобы это эфемерное создание сделало его дом хоть сколько-нибудь уютным!
Он покосился на спящую Юлю. Под глазами у нее лежали тени от густых длинных ресниц. Это было красиво. Все остальное – походка, речь, – может, было и грубовато, но ресницы и вишенные глаза, сейчас закрытые, были, безусловно, хороши. Да и темперамент вполне на уровне, и пироги еще… Все это казалось ему достаточным, чтобы видеть ее хозяйкой его дома и матерью его детей. Ну а он в силах дать этой женщине все, что она может считать необходимым. Александр уже понял, что Юлины требования к мужу будут основательными, но не чрезмерными, в точности по его возможностям.