Войны и эпидемии. Благо для человечества? - читать онлайн книгу. Автор: Томас Роберт Мальтус cтр.№ 24

Почти во всех странах для низшего класса народа существует предел нищеты, за которым прекращаются браки и продолжение рода. Этот предел крайней нищеты в различных странах весьма неодинаков и зависит от различных условий, как, например: почвы, климата, образа правления, распространения просвещения, степени цивилизации и пр. Главнейшими условиями, повышающими этот предел и уменьшающими нищету наиболее нуждающихся классов населения, являются свобода, обеспечение собственности, распространение среди народа знаний, стремление к приобретению преимуществ и наслаждений, доставляемых довольством. Деспотизм и невежество, наоборот, понижают этот предел.

При всяких попытках, предпринимаемых для улучшения положения низших классов населения, необходимо неизменно стремиться к поднятию возможно выше этого предела нищеты, или, другими словами, стремиться к тому, чтобы нужда, признаваемая в данной стране в крайней степени бедственной, все же была бы еще сносной. Достигнуть этого можно, развивая в народе стремление к независимости, чувство собственного достоинства, привычку к довольству и обладанию собственностью. Я уже имел случай указать, какое влияние оказывает хорошее управление на развитие в народе привычек к благоразумию, а также на воспитание в нем самоуважения. Но это влияние никогда не будет достаточно без содействия хорошей системы народного образования. В этом смысле можно утверждать, что правительство, не заботящееся о народном образовании, еще очень далеко от совершенства. Благодеяниями, доставляемыми хорошим образованием, все могут пользоваться, а так как от правительства зависит сделать образование общедоступным, то, вне всякого сомнения, оно и обязано это сделать.

Нам остается рассмотреть, каким образом можно направить нашу благотворительность, чтобы она не причиняла вреда тем самым лицам, для облегчения участи которых предпринята, и предупреждала излишек населения, превышающий средства существования и ложащийся тяжелым бременем на низшие классы народа.

Чувство сострадания, побуждающее нас помогать ближним, когда они испытывают страдания, сходно со всякими другими волнующими нас страстями: оно до известной степени слепо и безотчетно. Сострадание иногда может быть сильнее возбуждено патетическим театральным действием или изображением в романе, чем каким бы то ни было действительным происшествием. Если бы мы отдались первому впечатлению без всяких дальнейших соображений, то из числа многих лиц, просящих о помощи, мы, несомненно, избрали бы тех, которые лучше умеют разыграть свою роль. Очевидно, что склонность к благотворительности, так же как и другие побуждения – любовь, гнев, честолюбие, голод, жажда, – должна управляться указаниями опыта и наравне с прочими страстями подчиняться требованиям общей пользы, ибо иначе она не удовлетворит тому назначению, для которого помещена в нашем сердце.

Назначение страсти, соединяющей оба пола, заключается в продолжении рода и установлении между мужем и женой общих воззрений и интересов, т. е. такой связи, которая для них самих является наиболее верным средством к достижению счастья, а для их детей – залогом неусыпного попечения в раннем возрасте и заботливого образования в позднейшем. Но если бы всякий считал себя вправе постоянно следовать своим инстинктивным побуждениям, не заботясь о последствиях, то существенное назначение этой страсти не было бы достигнуто и даже продолжение рода не было бы вполне обеспечено.

Очевидная цель вложенного природой в человеческое сердце инстинкта милосердия заключается в установлении близкой связи между людьми, в особенности принадлежащими к одному роду или семейству. Вызывая в нас участие к довольству и нуждам ближних, этот инстинкт побуждает нас помогать людям в их частных бедствиях, составляющих результат общих законов; таким образом он способствует увеличению всей суммы человеческого счастья. Но если чувство милосердия безотчетно, если степень кажущегося несчастья будет единственным мерилом нашей благотворительности, то она, очевидно, будет применяться исключительно к профессиональным нищим, между тем как скромное несчастье, борющееся с непобедимыми трудностями, но и в нищете сохранившее любовь к опрятности и благопристойному виду, будет оставлено в пренебрежении. Таким образом, мы окажем помощь тому, кто менее всего заслуживает ее, мы станем поощрять тунеядство и дадим погибнуть человеку деятельному и трудолюбивому, словом, мы пойдем совершенно наперекор стремлению природы и уменьшим сумму человеческого счастья.

Впрочем, необходимо признать, что инстинктивное стремление к благодеянию проявляется с меньшей силой, чем страсть, соединяющая оба пола; опыт показывает, что вообще гораздо менее опасно отдаваться первому из этих побуждений, чем второму. Но, делая общий вывод из указаний опыта и выведенных из них нравственных правил, трудно сказать что-нибудь в пользу того, кто безгранично предается одному из этих стремлений, чего нельзя было бы также сказать в пользу того, кто отдается другому. Обе эти страсти одинаково естественны, каждая из них возбуждается соответственным образом, и нас одинаково неодолимо влечет к удовлетворению той и другой.

Рассматривая одну только нашу животную природу или допуская предположение, что последствия наших поступков, вытекающие из обоих побуждений, не могут быть предусмотрены, нам, конечно, ничего больше не остается, как слепо повиноваться инстинкту. Но, приняв в соображение то обстоятельство, что мы одарены разумом, мы тем самым устанавливаем для себя обязанность предусматривать последствия наших поступков; а так как мы знаем, что эти последствия иногда бывают гибельны для нас или для наших ближних, то мы должны быть уверены, что слепое повиновение инстинкту недостойно нас, или, другими словами, несогласно с волей Бога.

В качестве нравственных существ мы обязаны подавлять наши страсти, насколько это необходимо для того, чтобы они не приняли порочного направления, а также тщательно взвешивать последствия наших естественных склонностей и постоянно подчинять их великому закону всеобщей пользы для того, чтобы незаметно приобрести привычку удовлетворять эти склонности, никому не причиняя вреда. В этом, очевидно, заключается средство для увеличения суммы человеческого счастья, а следовательно, для исполнения воли Творца, поскольку это зависит от нас.

Итак, хотя польза и не может вполне сделаться побудительной причиной наших поступков в то время, когда мы находимся под влиянием страсти, тем не менее она является единственным средством для разумного понимания вещей. Она одна устанавливает правильное отношение между нашими обязанностями и законами природы, а потому мы должны подчиняться ее внушениям. Все моралисты, требовавшие подчинения страстей разуму, основывали это требование на изложенных мной принципах, независимо от того, в какой степени эти принципы были им известны и ясны. Я напоминаю эти истины для того, чтобы приложить их к направлению нашей обычной благотворительности. Если мы всегда будем иметь в виду великий закон общей пользы, то наша благотворительность получит широкое приложение, нисколько не вредя той главной цели, которую мы должны преследовать.

Одно из полезнейших действий благотворительности заключается в ее полезном влиянии на самого благотворителя. Гораздо приятнее делать добро, чем получать его. Если бы мы даже заметили, что благотворительность не приносит пользы тем лицам, которым мы ее оказываем, то и тогда мы не могли бы оправдать усилий, направляемых к тому, чтобы освободить наше сердце от чувства, которое побуждает нас оказывать благодеяние. Это чувство очищает и возвышает нашу собственную душу. Приложив же в настоящем случае закон полезности, мы с удовольствием заметим, что самый выгодный для бедных способ благотворительности есть именно тот, который более всего способен усовершенствовать характер благотворителя.