Мурка, Маруся Климова - читать онлайн книгу. Автор: Анна Берсенева cтр.№ 80

– Он не переживет ночь, – помолчав, сказал Марко. Маруся не знала, как он догадался, о чем она думает. Наверное, он просто думал о том же. – Врач сказал маме. Она просила, чтобы все наши родственники пока не приезжали сюда. Она хочет быть с ним одна.

Жена Паоло Маливерни, про которую Маруся думала с особенной опаской, оказалась женщиной из тех, про которых говорят, что у них на лице сохранились следы былой красоты. Это Маруся поняла сразу, как только Франческа Маливерни поцеловала ее и повела по узкой лестнице наверх, в комнату своего умирающего мужа. А потом, приглядевшись, она поняла и другое: что красота у этой женщины не былая, а самая настоящая, потому что ее лицо отмечено не простенькими знаками житейских забот, а дыханием тонкого духа. Когда они вышли из комнаты Паоло Маливерни, Франческа еще раз обняла Марусю, посмотрела ей в глаза и заплакала, сказав по-итальянски что-то взволнованное и такое же серьезное, каким было сейчас все в этом доме.

– Что сказала твоя мама? – потихоньку спросила потом Маруся у Марко.

– То же, что отец тебе сказал. Ей жаль, что она так много лет тебя не знала и не могла любить.

Это в самом деле было почти то же, что сказал Марусе Паоло Маливерни за те несколько минут, в которые он еще мог говорить. Он сказал, а Марко перевел слово в слово:

– Как жаль, что я тебя не знал. Я любил бы тебя и был бы от этого намного счастливее в длинной жизни, которую прожил. И, может быть, ты была бы немного счастливее оттого, что я любил бы тебя.

В его простых словах и состояла главная правда, которую Маруся сразу почувствовала в этом доме.

– Ты, наверное, сердишься на меня, – задумчиво сказала она, глядя на Марко. – Может, не на меня, но на мою маму точно.

Он улыбнулся.

– Нет. Это было очень тяжело для нас, когда все происходило между моим отцом и твоей мамой. Но есть вещи, по сравнению с которыми такое тяжело – неважно.

– А... какие это вещи? – чуть слышно спросила Маруся.

Ей важно было это понять, это, может, было самое важное, что она хотела сейчас понять!

– Возможно, я знаю их не все. Но мне кажется, в жизни их не очень много. Например, ты родилась. Это было важно в тот день, когда ты родилась, хотя мы о тебе не знали. И это важно для нас сейчас, и будет так же важно, когда ты уже будешь старой, конечно, очень не скоро. – Он опять улыбнулся. – А все, что было перед тем, как ты родилась, теперь стало уже неважно. Потому что оказалось, в том, что было между моим отцом и твоей мамой, не было любви. А значит, это было неважно, хотя заполняло каждую минуту его и нашей жизни, когда происходило. Ты не обижаешься, что я так говорю – что между ними не было любви?

– Не обижаюсь. Я и сама это знаю.

– Откуда? – Марко немного удивился. – Твоя мама тебе говорила?

– Не говорила. Но... Я видела такое. Когда между... ними не было любви, а все равно я... была для него важно.

Маруся не думала, что Марко что-нибудь поймет из ее сбивчивых, неправильно соединяемых слов. Но он все понял. И, видя, что он все понял, сама она впервые в жизни поняла, что такое кровное родство. Это было так глубоко, что даже страшно. Но в полумраке этого зала, в тишине этого дома, в просторе этих синих холмов страх исчезал.

– Хочешь, я покажу тебе фотографии моей и твоей бабушки? – предложил Марко. Маруся хотела сказать, что не хочет, но он добавил, помолчав: – Мне очень тяжело так сидеть и... ждать.

– Конечно, покажи, – кивнула она. – А как ее звали?

– Анастасия Маливерни, – сказал Марко. – Но в России ее звали Ася Ермолова.

– Это правда? – неизвестно в который раз повторяла Маруся. Она перебирала фотографии; руки у нее дрожали. – Это правда она?

Спрашивать было вообще-то незачем. Фотографию этой женщины Маруся видела не раз, хотя всегда, когда ее взгляд останавливался на стене, где эта фотография висела, она старалась в нее не всматриваться. Из-за детского упрямства, из-за глупой детской ревности к Сережиной жизни, к дому, в котором он жил без нее...

И вот она держала в руках точно такую же фотографию. На ней Ася была снята со своим маленьким сыном и с мужем, у которого искры сверкали в молодых лихих глазах, как роса на весенней траве. Когда Маруся последний раз видела эту фотографию в Москве, она еще не знала, на кого он так невероятно похож. А теперь она всматривалась в его глаза так жадно, как будто они, далекие, давно ушедшие в небытие, могли заменить ей другие, живые, единственные...

– Конечно, это она, – тоже неизвестно в который раз объяснял Марко. – Это твоя бабушка. Ася Ермолова-Маливерни. Мама нашего, моего и твоего, отца.

– Я запуталась. – Маруся чуть не плакала. – Она была женой... Вот его. – Она прикоснулась пальцем к фотографии Константина Ермолова и с трудом заставила себя отвести руку. – Значит, она и тем всем бабушка, кто... там остался?

– Но это совсем не так, почему ты не понимаешь? – удивленно и терпеливо объяснял Марко. – Если ты хочешь, я потом могу тебе это нарисовать как дерево генеалогии. Но очень понятно даже без рисунка! Она рассталась со своим мужем Ермоловым и уехала из России. Она оборвала эту нить, ты понимаешь? Так получилось, я знаю почему, и могу тебе потом рассказать. Я знаю это от моего отца, а ему рассказал его отец, за которого Ася вышла замуж уже в Италии. Он был ее второй муж. Это сложно понимать для тебя, эти родственные связи? – Видимо, от волнения в его речи снова появились легкие неправильности. – Но ты можешь в них не слишком задумываться.

– Я... не слишком... – пробормотала Маруся. – Я понимаю. Она оборвала ту нить, и никакого родства с теми людьми... с Ермоловыми, у нее не осталось.

– Осталось, – вдруг сказал Марко.

– Тот мальчик, ее сын? Но он вырос совсем отдельно, они про него в Москве даже не знали, – торопливо сказала Маруся. И добавила еще торопливее: – Я... случайно про это слышала.

– Нет, я говорю не только про мальчика, – покачал головой Марко. – Я говорю не про родственную связь, а про другую. Ася уехала от Константина Ермолова, у нее стала другая семья, и у него стала другая семья, но она все равно его любила. Она до самой смерти любила только его, хотя вышла замуж за моего деда и родила моего отца. Это так, я точно это знаю. И это важно. Ты понимаешь? Между ней и Константином Ермоловым нет родства, но то, что между ними, – важно. Это как раз те немногие вещи, про которые я знаю, что они – важно.

– Да, – сказала Маруся. – Это важно.

Ей казалось, что эти оборванные нити с печальным свистом носятся прямо у нее над головой. Давным-давно два человека оборвали их, хотя любили друг друга, и жизнь каждого из этих двоих пошла отдельно, пошла совсем не так, как могла бы пойти, и все закружилось, все как-то сложилось в жизни каждого из них, но вместе они уже не были никогда.

И вот теперь Маруся не просто знала, а физически чувствовала, что оказалась последней в одной из этих двух оборванных нитей. И еще она знала, точно так же чувствовала, что Матвей оказался последним в другой. Это было глубже кровного родства, это касалось сердца каким-то очень странным дыханием...