Мурка, Маруся Климова - читать онлайн книгу. Автор: Анна Берсенева cтр.№ 64

– Маруся! – закричал он, вскочив со скамейки.

Она вздрогнула – Матвей увидел, как она вздрогнула, хотя уже не видел даже ее лица, – беспомощно огляделась... И вдруг подбежала к краю тротуара, замахала рукой. Перед ней сразу же остановилась машина, Маруся распахнула дверцу и, прежде чем Матвей успел сделать хотя бы шаг в ее сторону, исчезла за этой дверцей. Он успел заметить, что машина эта – темно-серая «десятка». Как будто это могло иметь какое-нибудь значение, как будто вообще могли теперь иметь какое-нибудь значение пустые подробности жизни, в которой ее нет и не будет!..

Только в последние два месяца, когда Матвей начал работать директором школы, Антонина Константиновна поняла, что ее тревога за него не связана ни с какими внешними обстоятельствами его жизни. Она тревожилась, когда ему было полтора года и он научился забираться с дивана на шкаф и проделывал это каждую свободную от других подобных же занятий минуту; тревожилась, когда он работал у депутата, которого она, как и Анюта, считала бандитом... Когда он служил на границе, ее состояние даже тревогой нельзя было назвать, это было что-то из не поддающихся названию чувств. И вот теперь, когда за него надо было только радоваться, она почему-то тревожилась тоже.

«Совсем старая стала, – сердясь на себя, подумала Антонина Константиновна. – Старая квочка. Только он-то не цыпленок!»

Матвей был занят в этой своей школе так, что уже почти месяц не мог выбраться к ней в Абрамцево. И вот вчера он позвонил и пообещал, что в воскресенье приедет обязательно.

Она испекла его любимые пироги – с капустой, с грибами, с яблоками, со смородиной. Летом и осенью, собирая все это в своем маленьком саду или покупая у захожих торговцев, Антонина Константиновна представляла только одно: как ее мальчик позвонит и скажет, когда его ждать, и как она будет печь пироги к его приезду. В его совсем взрослом, давно уже отдельном от нее существовании заключалось главное в ее жизни, и это совсем не изменилось с тех пор, когда он в самом деле, а не только в ее представлении о нем, еще был маленьким.

Матвей приехал мрачнее тучи. Антонина Константиновна сразу это заметила, этого невозможно было не заметить, даже глядя на него совсем посторонними глазами, а она ведь не такими глазами смотрела... Он был зол, беспомощен, растерян, тревожен, подавлен – все одновременно. Она и сама растерялась, когда это увидела, потому что вдруг поняла, что видит его таким впервые. До сих пор он всегда был с нею только весел и ласков, как может быть ласков совсем взрослый мужчина с родной ему женщиной, которую он опекает незаметно, потому что не хочет, чтобы она воспринимала его опеку как признак ее старости.

– Трудно тебе работается? – осторожно спросила Антонина Константиновна, глядя, как он надкусывает пирог и, не доев, кладет на тарелку.

– Нет. Не трудно. – Матвей смотрел в одну точку, и непонятно было, как он вообще расслышал ее вопрос; ответил он на него с тем же равнодушием, с каким отложил пирог. – Конечно, бывает и трудно, но в целом терпимо.

– Тебе разве эту работу терпеть приходится? – растерянно спросила она.

Анюта рассказывала ей о его новой работе, точнее, о его отношении к этой новой работе, совсем другое. Да он и сам в прошлый свой приезд горел воодушевлением.

– Нет. Мне она нравится.

– Матюшка, что с тобой? – Она произнесла это с трудом: у нее перехватило горло. – Ну скажи, что с тобой случилось?

Сильное волнение в ее голосе он все-таки расслышал. Какая-то живая волна прошла по его лицу, дрогнул тоненький светлый шрам на виске.

– Не переживай, Антоша, – сказал он. – Ничего со мной не случилось. – И неожиданно, с той же глухой интонацией, добавил: – Влюбился я, на свою голову, вот и все. Знал же, что не надо мне это... Ну и получил по полной.

– Но... в кого?

«В кого ему надо было влюбиться, чтобы... вот так?!» – подумала она.

– В Марусю Климову.

Если бы он сообщил, что влюбился в пятидесятилетнюю многодетную мать и собирается на ней жениться, она восприняла бы это гораздо более спокойно. Но то, что он сказал, прозвучало как гром в новогоднюю ночь.

– Как?.. – с трудом выговорила Антонина Константиновна.

– Видишь, даже ты удивилась, – усмехнулся Матвей. – Вот и я... слегка оторопел. Сколько у нас народу в столице проживает? Чтоб среди таких широких масс встретить именно ее, сильно надо было постараться.

– Кому? – тихо сказала Антонина Константиновна.

– Что – кому? – не понял он.

– Кому надо было постараться?

– Не знаю.

В его глазах промелькнула растерянность.

– Тогда чему ты удивляешься?

Она смотрела в его глаза, совсем папины – не Сережины, а ее папы. Она только и помнила о папиной внешности, что вот эти лихие зеленые глаза, хотя вообще-то никогда ведь не видела, чтобы они были у него лихими, только на одной фотографии, на которой он был снят молодым и которую сама она увидела уже в старости. В жизни же, она помнила, глаза у него были усталые, суровые и с глубоко скрытым, совсем ей тогда непонятным горем.

И вот теперь она вглядывалась в Матвеевы зеленые глаза и понимала, что и в них это непонятное горе стоит очень высоко, как вода стоит в половодье в берегах Красивой Мечи.

Антонина Константиновна почти не старалась говорить с Матвеем спокойно. Как только она осознала, что с ним произошло, ее в самом деле охватило какое-то глубокое, хотя и нерадостное спокойствие.

Чтобы в огромной Москве, во всем огромном мире он встретил именно Марусю Климову, постараться надо было судьбе, и подправить ее, уговорить пойти иначе все равно невозможно, а значит, и пустая тревога ни к чему. Она знала, что такое судьба и как сильно, как неразрывно сцеплены в ней боль и любовь.

Но как же ей было его жаль! За что, почему это несчастье должно было произойти с ним, разве мало было Сережи, разве мало было всей длинной вереницы родных, о которых она не знала почти ничего, кроме того, что каждый из них был по-своему несчастлив? Разве мало было, наконец, того несчастья, с которым любовь вошла в ее собственную жизнь, в ее молодость?

– Она знает, что ты... это ты? – спросила Антонина Константиновна.

– Знает.

– И что?

– И ничего. Повсхлипывала и убежала, – со злым отчаянием ответил Матвей. – Ну и черт с ней! Лучше б мне ее и не встречать.

– Это ты от отчаяния говоришь, Матюшка, – невесело улыбнулась Антонина Константиновна. – От отчаяния, от отчаяния, – кивнула она, заметив его протестующий жест. – Я себе знаешь сколько раз такое говорила? Что лучше бы мне его и не встречать...

– Кого? – Матвей так удивился этим ее словам, что глаза его на мгновение вспыхнули прежними искрами.