Мама неуверенно похлопала его по носу. Джек вытянул шею, и их носы почти соприкоснулись. Я выхватила телефон, стремясь запечатлеть этот момент. Мама и лама лицом к лицу. Папа ни за что не поверит без документального подтверждения. Но как только я включила экран, Джек мощно выдохнул через нос, растрепав идеальную мамину прическу.
Она скорчила гримасу, закрыв глаза.
– Ладно, думаю, хватит с меня животных.
Я укоризненно взглянула на Джека. Малыш, ты же вел себя так хорошо. Джек моргнул в ответ без капли раскаяния.
– Ладно, пойдем, – согласилась я, быстро глянув на получившуюся фотографию. Я запечатлела сцену на середине чиха. Папа оценит. Пока мама приглаживала волосы, я быстренько отправила ему снимок. Подавила улыбку и открыла калитку перед мамой, продолжавшей с отвращением морщиться.
– Тут и правда очень мило, – сказала мама, сидя за столиком на променаде и рассматривая бухту. Она потягивала вино. Ресторан был полупустым – еще одно напоминание, что туристический сезон заканчивается.
Официант в белой рубашке и черных брюках принес тушеные морепродукты. Моллюски с маслом на кетодиете позволены. И честно говоря, они такие же вкусные, как во фритюре. Надо запомнить на случай, если я решу последовать маминому совету и отказаться от углеводов.
– Город и правда изменился, – добавила мама, открывая створки моллюска и окуная его в расплавленное масло. – Он стал поприличнее. Но опять-таки, это земля у океана. Она везде дорожает.
Я знала, что окрестные дома сейчас стоят намного больше, чем в восьмидесятые, но я не воспринимала этот город престижным местом. Скорее, немного старомодным. Как по мне, это типичный приморский городок в Новой Англии. Но моя мама, работая в недвижимости, вешает ценник на любой дом.
– Ты знаешь, я была не права, когда сказала, что не представляю, чтобы дом и паб Санни чего-то стоили. Ты могла бы выручить за них неплохую сумму.
Я отпила вино и сказала прямо:
– Я не собираюсь продавать ни дом, ни паб. Мне здесь очень нравится.
Она какое-то время изучала меня, потом кивнула:
– Ты выглядишь счастливой.
Вот это прорыв. Я чуть не потеряла дар речи. Но не до конца.
– Мама, почему ты уехала отсюда и никогда не возвращалась? Это и правда славное место. И откуда такие трения с бабушкой? Что произошло?
Она глотнула еще вина и уставилась на воду. Над головой летали чайки, и их крики сливались с успокаивающим шумом волн. Я подумала, что она засмотрелась на красивый вид, но тут она повернулась ко мне.
– Жизнь в этом городе была совсем другой по сравнению с тем, что сейчас. В детстве мы с твоей тетей жили на ферме. Это забавное место для ребенка, но потом мы пошли в школу и поняли, что отличаемся от остальных детей. Мы быстро выучили, что наши родители совсем не как у всех. Хиппи, отщепенцы, зеленые. Мы слышали все эти прозвища. Местные любили Санни и папу, но считали их странными. Бухта Дружбы была далека от лета любви. Здесь не протестовали против войны во Вьетнаме. Это был рыбацкий городок с несколькими состоятельными семьями. Люди здесь были серьезными. Твои бабушка и дедушка казались нетипичными и странными. И нас воспринимали так же.
Я попыталась представить, на что это могло быть похоже. Наверное, трудно быть другим, когда хочется вписываться в общество.
– Я ужасно хотела вступить в хоккейную команду девочек, но Санни сказала, что конкуренция – это плохо. Она формирует противоречивую натуру. Потери влияют на самооценку негативно. Лишают эмпатии. Вот ее слова. Ее космический взгляд на мир.
– Она не видела преимуществ в том, чтобы быть командой? – Мне казалось, бабуле понравились бы товарищеские отношения и возможность быть частью общей цели.
Мама покачала головой.
– Она считала, что соперничество должно быть только внутри человека. Фокус на улучшении себя и более высоком уровне самосознания. – Она пожала плечами. – Думаю, во взрослом возрасте я могу видеть обе стороны. Но будучи тринадцатилетней девочкой, я просто хотела делать то же, что и другие дети.
Я кивнула, сочувствуя той тринадцатилетней девочке, которой была моя мама. Более высокий уровень самосознания – довольно сложная концепция для ребенка.
– Нас дразнили, потому что наши родители не были женаты, что не было нормой в этих краях.
На эту тему в некоторых местах люди до сих пор смотрят косо. Не могу себе представить, на что это было похоже в семидесятых и восьмидесятых.
– И я уверена, ваши имена были еще одним пунктом.
Мама застонала.
– Ты узнала об этом.
Я кивнула.
– Но надо отдать должное бабушке и дедушке за изобретательность.
– Все, что я могу сказать, слава богам, что это не меня назвали Чайна Кэт Санфлауэр.
– Вы официально поменяли имена?
– Черт возьми, разумеется. – Она покачала головой, улыбаясь, а потом посерьезнела. – Ты же поменяла фамилию на ЛаФлер.
– Но я сделала это только ради актерской карьеры. И я сначала поговорила с тобой и папой.
– Бибер – отличная фамилия, – решительно сказала мама.
– Согласна. Если бы уже не было Джастина Бибера. Кроме того, Софи ЛаФлер хорошо звучит.
Она неохотно кивнула.
– Могу сказать тебе, что бабушка была в восторге.
– В общем, с учетом всего того, что ты рассказала, я не могу поверить, что бабушка убила дедушку. – Я ждала маминого ответа, но не успела она что-то сказать, как на стол упала тень.
– Привет, Софи.
Я отвела взгляд от мамы и увидела рядом с нашим столиком Натана. Его волосы были распущены, отчего он напоминал Хагрида.
– Прости, что прерываю твой обед, но я только что пришел сюда за парочкой омаров на ужин и увидел тебя.
– Натан, рада тебя видеть. М-м, это моя мама Ли. – Я подождала, в надежде что он не вывалит свою историю о дедушке и его матери на мою маму. Хотя, может, она уже слышала о нем и о том, что ходят слухи, будто дедушка мог быть его отцом. Хотя когда я взглянула на маму, на ее лице изображалось лишь легкое любопытство. – Мама, это Натан. Он играет на гитаре и поет в пабе по пятницам и субботам.
– Приятно познакомиться.
К счастью, он просто ответил:
– Я просто хотел подойти и поздороваться. Наслаждайтесь прекрасной погодой.
Я кивнула:
– Спасибо.
Он наклонил голову и пошел дальше по променаду к прилавку, где продавали свежих омаров прямо с борта лодки.
– Он производит впечатление дружелюбного парня.
Я кивнула. Чем чаще я его вижу, тем больше задумываюсь о том, что слышала в его адрес. К тому же как я расскажу маме то, что он мне говорил? Может, лучше просто отпустить эту историю? Но ведь она связана с тем, что я говорила маме.