Яблоки из чужого рая - читать онлайн книгу. Автор: Анна Берсенева cтр.№ 51

Казалось, что Сябровичский гарнизон зенитно-ракетной части ПВО в самом деле соединяет с «большой землей» только Сож. И странно было, когда мимо безлюдных, заросших густым лиственным лесом берегов проносилась по реке «Ракета» на подводных крыльях. Куда она плывет, откуда, где находятся места, в которых люди придумывают такие сложные машины?

Обо всем этом Аня думала, сидя на прибрежной опушке грабовой рощи. Травы под грабами почему-то совсем не было, только отдельные травинки, одинокие и острые, пробивались сквозь плотный покров, лежащий на земле. Этот покров состоял даже не из листьев, а из лиственной пыли – так долго перегнивали и выветривались эти листья под огромными кронами.

Матвей ползал под деревьями, то и дело пытался пройти от одного дерева до другого, но ему пока еще не удавалось сделать даже двух шагов, и он падал. Падать на мягкую землю под грабами было неопасно – она пружинила под ребенком, и ему так это нравилось, что он в голос хохотал.

Когда муж впервые показал Ане эти деревья, она долго гладила их необычные, какие-то мускулистые стволы, а потом следила, как из надреза, который сделал Сергей, течет прозрачный сок. Она всегда думала, что сок течет из деревьев только весной. Вообще-то Аня не видела, как он течет и весной, но про березовый сок читала, и была еще песня, которую она очень любила: «Я в весеннем лесу пил березовый сок, с ненаглядной певуньей в стогу ночевал…»

А грабовый сок, оказалось, течет летом. Он был такой без приторности сладкий, что его можно было пить бесконечно, слизывая прямо с горьковатой древесной коры. Это было одно из множества открытий, которые Аня сделала здесь, в отдаленном белорусском гарнизоне, всего за какой-нибудь месяц.

Правда, далеко не все открытия были такие прекрасные, как это, про грабовый сок.

Вся Анина жизнь прошла не просто в большом городе, а в столице огромной страны, в мегаполисе. Прежде она этого как-то не сознавала. То есть понимала, конечно, что Москва очень большая, но не отдавала себе отчета в том, что это не столько внешние размеры, сколько особенный жизненный строй.

И только теперь она поняла, как сильно ее представления о жизни отличаются от тех, которые приняты в маленьких человеческих поселениях, в одном из которых она неожиданно оказалась.

Люди никогда не мешали ей – наоборот, она была общительна и получала от разговоров с людьми удовольствие. Но она не предполагала, что общение может быть таким тесным. Люди – точнее, офицерские жены, с которыми ей пришлось общаться в Сябровичском гарнизоне, – не просто касались ее жизни разговорами, неважно, мимолетными или задушевными, но претендовали на то, чтобы властно в ее жизнь вмешиваться.

Иногда Ане даже казалось, что они хотят присвоить ее жизнь себе – так уверенно они говорили о том, что она должна делать и чего не должна, и как ей надо поступать в тех ситуациях, которые, казалось бы, имели отношение только к ней и ее семье…

Но это только ей так казалось, а майорше Тамаре Григорьевне, квартира которой находилась на одной лестничной площадке с Ермоловыми, казалось совсем по-другому.

– Ты, Аннушка, – говорила она, запросто приходя к своей молодой соседке каждое утро, словно на работу, – зря Матвеюшке ту рубашечку одеваешь.

– Какую – ту? – спрашивала Аня.

Украдкой она вздыхала при мысли о том, что Тамара Григорьевна не уйдет раньше, чем через два часа, да хорошо еще, если через час не зайдет потом снова. А значит, опять не удастся пить кофе в одиночестве и вспоминать, как Сергей поцеловал ее рано утром, думая, что она спит и ничего не чувствует. Еще можно было бы думать о том, как он вернется вечером, и она спросит его, почему под грабами почти не растет трава; вчера она забыла спросить его об этом…

– Ту, серую, – объяснила Тамара Григорьевна. – Может, у вас в Москве это и считается красиво, а по-нашему – затрапезка, стыдно в такой сыночка на люди выводить, подумают, муж тебя не обеспечивает, может, зарплату пропивает.

Рубашечка, которую Аня купила в Гомеле в день своего приезда и о которой сейчас говорила майорша, казалась ей вовсе не затрапезкой, а очень красивой одеждой, вполне подходящей для выхода «на люди», то есть в гарнизонный магазин. Рубашечка была льняная и не серая, а вот именно цвета чистого льняного полотна. По ее вороту были вышиты ярко-зеленые, как Матюшины глаза, травинки.

Но что толку было объяснять все это Тамаре Григорьевне? Аня уже успела понять, что представления этой женщины о том, что красиво или некрасиво, правильно или неправильно, незыблемы как скала. Если Аня все-таки вставляла в ее рассуждения какие-нибудь собственные слова, то Тамара Григорьевна никак на них не реагировала, а продолжала говорить о своем, и это казалось Ане самым верным признаком глупости. Но сказать об этом соседке она, конечно, не решалась. Все-таки та была старше ее вдвое, да и вообще, ну как сказать человеку, что ты считаешь его глупым? Поэтому приходилось часами выслушивать, как майорша учит ее жить.

Сегодня Тамара Григорьевна была в ударе.

– А про одежду я тебе, Аннушка, вот что еще должна объяснить, – каким-то особенным тоном сказала она, придвигая к себе корзинку с печеньем. – Сама пекла? Пересушила. Да, так вот что: ты где ту блузочку взяла, которую вчера в Дом офицеров одевала?

– Мне ее мама подарила, – удивленно ответила Аня. – Когда я сюда уезжала.

Блузочка, о которой говорила майорша, очень Ане нравилась, и она давно ждала случая, чтобы ее надеть. Но лето стояло такое жаркое, что этот нежно-зеленый югославский батник из тонкого шерстяного трикотажа носить было невозможно. А вчера немного похолодало, и Аня наконец надела батник в кино. В гарнизонный клуб привезли «Сталкера» Тарковского, и все офицеры с женами, конечно, пошли смотреть. Правда, фильм понравился не многим – выходя из зала, Аня слышала вокруг разочарованные фразы, – но любой новый фильм все-таки был здесь событием.

– Видно, родители у тебя обеспеченные, – поджала губы Тамара Григорьевна, – раз имеют доступ к дефицитным товарам. Что ж они тебя в такие-то годы замуж выдали? Могли бы еще и дома подержать. Ну, я сейчас не о том! Так вот, блузочка твоя… У нас тут, Аннушка, такая блузочка только у жены полковника Процевича есть. А полковник Процевич у нас кто? Командир части, главный наш начальник. Понимаешь?

– Понимаю, – машинально кивнула Аня.

– Что ты понимаешь? – ласково улыбнулась Тамара Григорьевна.

– Понимаю, что начальник.

– А должна ты вот что понимать, – наставительно произнесла майорша. – Ты уже не девочка, а жена и мать. И как жена и мать должна соображать, что тебе, значит, в такой блузочке ходить нельзя.

Но, видимо, Аня все-таки еще не доросла до представлений Тамары Григорьевны о том, какой должна быть жена и мать, – она совершенно ничего не понимала.

– Почему нельзя? – спросила она.

Тамара Григорьевна вздохнула. Наверное, ей надоело в сотый раз растолковывать глупой девчонке, что такое хорошо и что такое плохо.