– За Герасимовым серьезные люди стоят. К тому же я сам оступился. Теперь понесу наказание. Но тебя за собой тащить не хочу. Ты с Иманом? – спрашивает он.
– Я не верю тебе… Ты не мог…
– Извини, Регина, что не оправдал твоих надежд и предал. Срок мне светит большой, и нет гарантий, что выйду. Ты с Ибрагимовым? – повторяет он вопрос.
А я не могу ничего ответить. Словно стекла в рот насыпали. Лишь мычать получается. Отчаяние схватило за горло и душит. Душит...
– Ты не представляешь, как мне больно видеть тебя такой, Регина...
Поднимаюсь со стула, понимая, что все. Самообладанию пришел конец. Мне физически и морально больно настолько, что это чувство не умещается внутри.
– Ты ведь сам учил, что не страшно, если ты чего-то не имеешь. Страшно, если, имея все, несчастлив, – голос звучит нечетко и сипло. – Ты боишься, что я полюблю и это чувство сделает со мной то же, что сделало с тобой после смерти мамы? Поэтому договорной брак? Но можешь не переживать. Ты уже убил свою дочь, ампутировал ей душу и приложил все усилия для того, чтобы она была несчастлива. Теперь живи с этим знанием: ты сломал меня, единственного близкого человека. Мама бы тебя за такое никогда не простила. А я… я прощу! И буду писать тебе письма в тюрьму о своей обычной пустой жизни, где не будет отца, любящего дедушки у моих детей. А может быть, ничего не буду писать, потому что после суда Ибрагимов заберет все, что нам принадлежало, снимет с себя обязательства по поддержке нашей семьи и мне разобьют голову в какой-нибудь подворотне за чью-то покалеченную судьбу, которой ты подписал приговор.
– Регина, ты не посмеешь так поступить. Ты ведь прекрасно понимаешь, что тебя ждет, если…
– Почему не посмею? – перебиваю отца, вскакивая на ноги. – Ты же посмел! Я тоже от горя не понимаю, что творю! Тебе можно совершать глупости, а мне нельзя?
Потряхивает с такой силой, что кажется, я слышу стук собственных зубов.
– Девочка моя, ты совершаешь непоправимую ошибку. Я ведь все переписал на Ибрагимова...
– В надежде, что я выйду замуж за этого человека? Ты просчитался, папа. Не выйду, – отчаянно качаю головой из стороны в сторону.
Усилием воли заставляю себя стоять ровно, а потом... бросаюсь на шею отца. Крепко сжимаю его в объятиях, чувствуя, как лишаюсь огромного куска жизни, потому что сегодня и впрямь была наша последняя встреча. Если случится еще одна, то свихнусь. Ведь все могло быть иначе. Но теперь я осталась одна. Без всего. И дело совсем не в деньгах. Нет...
– Прощай, папа. – Целую его в щеку, расцепляю замок рук на шее и нетвердой походкой иду к двери.
Всё как в тумане из-за пелены слез. Меня штормит. Не сразу замечаю, что рядом появляется Ибрагимов и что-то спрашивает. В груди больно, в ушах шум, я на автомате передвигаю ногами, сердцем и мыслями находясь сейчас в другом месте. Рядом с отцом. А в голове, как на повторе, крутятся детские воспоминания, где я беззаботная, счастливая маленькая девочка, которую все любят.
– Идем, Регина. Я отвезу тебя домой, – говорит Иман, сжимая мои плечи.
Мы оказываемся на улице. Ибрагимов, придерживая за талию, ведет меня на парковку, как вдруг дорогу нам преграждает Ян.
– Регина со мной поедет, – заявляет он, прожигая Имана черным взглядом.
– Молодой человек, в ваших услугах мы не нуждаемся. Алан, разберись, – кивает Ибрагимов в сторону Яна и тянет меня к машине.
Но Багдасаров не теряется. Достает телефон из кармана джинсов и наводит камеру на Ибрагимова, затем на его человека.
– Если хоть кто-то из ваших людей прикоснется ко мне или к моей девушке, то это видео окажется в телефоне моего отца и его давнего друга в погонах, имя которого мы оба знаем. Обещаю, у вас будут серьезные неприятности после этого, – стоит Ян на своем.
Ибрагимов выглядит… не оскорбленным, нет. Очень злым. Впервые вижу такое выражение на его лице. После выходки Яниса о хорошем общении с этим человеком можно, наверное, забыть. Впрочем, мне все равно. Как и без разницы, кто из них двоих отвезет меня домой. Ничего не хочу.
Иман холодно улыбается, а Янис выключает камеру. Берет меня за руку и ведет к своей машине.
– У тебя теперь могут быть проблемы из-за меня.
Я наблюдаю в окно, как бывший партнер отца, вложив руки в карманы брюк, смотрит, как мы выезжаем с парковки.
– Ничего страшного. Повернись ко мне, – слышу приказ Яниса.
Мешкаю несколько секунд, а потом делаю, как он просит. Багдасаров сжимает челюсти, шумно вздыхает.
– Скажу слова, которые ты и так знаешь: боль никогда не уйдет, но со временем станет легче. Сейчас заедем в аптеку, через полчаса будем дома. Потерпи чуть-чуть.
Ян собран и напряжен. Всю дорогу молчит, чуть приоткрыл окно со своей стороны и изредка бросает на меня настороженные взгляды. Мы останавливаемся у первой же аптеки. Янис просит пойти с ним, но когда я упираюсь и говорю твердое «нет», забирает из бардачка какие-то вещи в сером пакете и мою сумку, блокирует замки и идет к торговому павильону. Его нет около десяти минут. Вернувшись, он снова внимательно осматривает меня, кладет пакет обратно, отдает сумку, и мы срываемся с места.
В квартире сразу же направляюсь в спальню и ложусь на кровать. Прямо в одежде. Янис идет в ванную, и по звуку льющейся воды я понимаю, что моет руки. Через две минуты появляется в комнате. С пакетом из аптеки. Меня накрывает дежавю, только теперь Багдасаров-младший в роли медбрата.
– Что это? – Смотрю на шприц в руке Яниса. – Опять какие-нибудь чудо-препараты, от которых меня вырубит на неделю?
– Успокоительное. Эрик сказал сделать. Поспишь до утра.
– Он не приедет?
– Очень поздно. Ты к тому времени мозгами отъедешь, если я не сделаю укол.
– Я же и так чокнутая.
– Не будем усугублять эту ситуацию. Руку давай. Я хоть и не любитель этого всего, – кивает он на шприц в руке, – но вид у тебя такой, будто из окна сейчас сиганешь.
– Поэтому ты и побоялся меня в машине одну оставлять?
Янис кивает.
– А в пакете что было?
– Меньше знаешь, крепче спишь.
Живот пронзает новый спазм боли, я хватаюсь за него, морщась. А когда отпускает, замечаю что Ян пристально смотрит на меня.
– Что с животом? – тихо спрашивает он.
– Реакция на стресс.
Янис поджимает губы, продолжая внимательно разглядывать мое лицо.
– Дозировка большая. На ранних сроках беременности этот препарат опасен для плода. Уверена, что просто живот?
– Ты подумал, что Эрик сделал мне ребенка? – грустно ухмыляюсь я.
Янис буравит меня долгим пытливым взглядом.
– Ничего не подумал. Ты неважно выглядишь. Уточняю, чтобы не навредить.