В туалете, куда она зашла перед тем как уйти, был сломан бачок; крышка лежала на полу, и надо было дергать за торчащую проволоку. Прежде такое было просто невозможно: папа сам все делал по дому, а мама к тому же норовила по всякому поводу вызвать мастера, потому что «любая работа должна быть выполнена профессионально».
Теперь никому из них не было до этого дела.
Аля медленно шла по улице к автобусной остановке, забыв раскрыть зонтик, хотя осенний дождь все усиливался и пузыри уже плясали в лужах.
Конечно, предстоял еще разговор с отцом, и, наверное, он расскажет обо всем этом как-то иначе… Но какая разница?
Опоры, которой был для нее дом, больше не существовало.
Але действительно казались странными отношения Ильи с его родителями, хотя он объяснял их вполне убедительно.
– Мама всю жизнь отдала отцу, – сказал он. – Я, помню, ревновал даже, когда подростком был. Конечно, она актриса была при этом необыкновенная и мать безупречная. Но все равно… Я-то не совсем со стороны видел их отношения, мог кое о чем судить. Он всегда у нее был на первом месте, удивляться только можно было, как ее вообще хватало на все остальное.
– А теперь? – осторожно спросила Аля.
– А теперь она привыкла, – пожал он плечами. – А что еще она должна была делать? Сначала, конечно, переживала ужасно, когда он к этой соплячке ушел. Не зря же она Маргариту у него в спектакле играла! Я тогда вообще за нее боялся, как бы не сделала чего с собой. А потом – ничего, справилась. Она, чижик, выдающаяся женщина, у меня впечатление, что теперь такие вообще перевелись как вид. Я вот себя тешу надеждой, что на нее похож, хотя внешне, конечно, вылитый папочка, уже слышать об этом тошно от каждого встречного-поперечного.
– Ты жалеешь ее? – спросила Аля.
– Наоборот – восхищаюсь. Жалость – это же гнусное чувство вообще-то, сплошной надрыв. А у нас с мамой ровные, спокойные отношения, без истерик. Любим друг друга, прекрасно друг друга понимаем. Она наконец занялась собой, что я всей душой приветствую.
– Странно, – удивилась Аля. – Как это – наконец занялась собой? А как же она могла без этого актрисой быть?
– Ну как-как! – с легким раздражением в голосе ответил Илья. – Этого просто так не объяснишь, да я, по правде говоря, и сам не очень понимаю. Надо было видеть. Могла как-то, да еще какой актрисой… Ну, во всяком случае, теперь она счастлива, уж в этом-то я уверен. Завела себе любовника – молодой, красивый, богатый, продюсер ее. В Голливуд вот пробилась.
Аля слушала его с некоторым недоверием. Как-то не вязалось это… Актриса всю себя посвятила мужу, он был у нее на первом месте, потом он ушел – и вот она счастлива, и все у нее прекрасно… Ей почему-то казалось: или раньше все было не так, как говорил Илья, или теперь Анна Германова не так уж счастлива, несмотря на Голливуд и молодого любовника.
Но ему она, конечно, говорить об этом не стала.
– А отец твой? – спросила она вместо этого.
Лицо у Ильи стало холодным, на нем застыло неприятное выражение.
– А что отец? – сказал он, помолчав. – Он всегда жил как хотел и теперь продолжает в том же духе. Не в смысле баб, а вообще… Самовыражается, воспитывает молодые дарования в театре своем. Настолько молодые и настолько дарования, что одну даже до жены воспитал, – зло усмехнулся он.
– Ну и что? – невольно вырвалось у Али. – Что в этом плохого?
Правда, она тут же прикусила язык. Конечно, он за мать обижен… Но что плохого в том, что Илья рассказал об отце, она все-таки не поняла. Плохо, что ушел из семьи – но ведь и Илья дважды был женат, а теперь живет с третьей, а что было в промежутках, об этом вообще не говорит.
– Да все в этом плохого! – резко, зло воскликнул Илья. – В том, как он живет, все одно к одному! Девка эта еще не самое худшее, если разобраться. Но все остальное… Ни до чего он не снисходит, небожителя из себя корчит! Клуб, клипы, мороженое – это у них фи! Это не для их величеств! Что ж я теперь, удавиться должен или по миру пойти? Да плевать я хотел, что он по этому поводу думает!
Аля поняла, что лучше не заговаривать на эту тему.
И в конце концов, это не так уж трудно было делать. Если Анна Германова время от времени звонила из Америки и даже мило беседовала с ней, то от Ивана Антоновича не было ни ответа ни привета.
Только один раз, много позже, чем состоялся этот разговор о родителях, Аля слышала, как отец звонил сыну. И ей тогда почему-то показалось, что она приоткрыла тайную завесу, за которую лучше не заглядывать…
Звонок раздался рано утром. Илья только что проснулся и как раз собирался вставать – потягивался в постели, лениво обнимал Алю, а она притворялась спящей, потому что вчера, как обычно, вернулись поздно и просто сил не было отвечать на его утренние ласки.
– Ну чижик, ну дай… – бормотал Илья. – Когда я еще домой вернусь!
В эту минуту и зазвонил телефон, трубка от которого лежала у кровати.
– Блин, не дадут с любимой женщиной воссоединиться! – ругнулся он. – Алло! – Приоткрыв глаз, Аля увидела, как переменилось его лицо: странное, почти заискивающее выражение мелькнуло на нем. – Да, папа, слушаю, – сказал Илья.
Она не поняла, о чем разговаривают отец с сыном. Илья только отвечал на вопросы, да и то односложно: да, да, конечно, рад… Они разговаривали минут пять – и все время эти односложные ответы, произносимые незнакомым голосом…
– Папа? – вдруг спросил Илья. – Все, что ли? Даже не договорил! – Он швырнул телефон на постель так яростно, как будто черная трубка была в чем-то виновата. – Все! – зло воскликнул он. – Разговор окончен, самолет набрал высоту!
– Какой самолет?
Больше не таясь, Аля открыла глаза, села на постели.
– В котором он летит! Он из самолета изволил звонить, другого времени у него нет! Как же, крупная личность… На земле ему и без меня есть с кем поговорить! Небось для банкира, чтоб содержал его гениев, найдет время!
Илья говорил с такой яростью, что Аля даже испугалась: ей показалось вдруг, что он сейчас вообще заплачет… Но он отшвырнул одеяло, вскочил и вышел из комнаты. Вода зашумела в ванной.
Ни в этот день, ни потом они об этом звонке не говорили.
Глава 9
«А о чем мы с ним вообще говорим?» – все чаще думала Аля.
Эти мысли приходили невольно, без всякого ее желания. Она их даже стыдилась, потому что о ее жизни все можно было сказать простой поговоркой: «Как сыр в масле катается».
Именно так и говорила Нелька, время от времени заглядывая к Але в гости.
– И чего ты киснешь? – удивлялась она, выбирая в домашнем баре какой-нибудь особо экзотический напиток или примеряя Алину новую американскую бижутерию. – Что работы нет? Да это ж радоваться надо, вот дурочка! Мне б твои заботы… Ну, займись чем-нибудь. Обстановочку поменяй, чего сидеть в этом старье!