Вот эта последняя мысль и мучила Алю, и мучила все чаще.
Когда они были вместе – пусть совсем недолго! – в ее душу ни разу не закрадывались сомнения. Они принадлежали друг другу безоглядно и безраздельно, он любил ее так же, как она его – всем собою…
Но теперь, когда Ильи не было рядом, Але представилась вся его жизнь, а не только те недолгие часы, что он провел с нею.
Его жизнь показалась ей необъятной! Она не пыталась думать о том, что он делал до их встречи – об этом даже догадаться было невозможно. Но и то, что происходило с ним после…
Что он делает, как живет? Всего в его жизни наверняка так много! Аля пыталась вспомнить все, о чем он ей рассказывал. О клипах, о каком-то деловом обеде… Больше ничего она и не знала. А ведь в его жизни было множество людей, с которыми он был связан гораздо более прочно, чем с нею. Он упомянул мимоходом, что был женат. Но, конечно, та давняя жена не была его единственной женщиной, а может быть, и Аля не была теперь в его жизни единственной. Даже наверняка не была…
Эти мысли не давали ей заснуть, хотя свет она давно погасила. И Аля невольно прислушивалась к родительским голосам, доносившимся из другой комнаты.
– Я не понимаю, в чем состоит наша вина, – слышала она мамин голос. – В чем, по-твоему, я должна обвинять себя?
– Вот именно, что ты не понимаешь. – Отец говорил медленно, в его голосе проскальзывали какие-то незнакомые интонации, но Аля не могла издалека разобрать какие. – Может быть, это ее протест против излишне жестких рамок, в которые мы ее загнали. Ты загнала…
– Да в чем же жесткость?! – возмущалась мама. – В чем я ее ограничивала, можешь ты мне сказать?
– Не могу! – сердито отвечал папа. – Да, я не могу этого объяснить! Но я чувствую, я и по себе это чувствую… Твоя уверенность в том, что все должны жить так, как ты живешь – поддерживать твои взгляды, стремиться к тому, к чему стремишься ты, презирать одни и уважать другие человеческие качества… Ты все решаешь за других!
– Я не понимаю, Андрей, почему ты вдруг…
В голосе матери послышались слезы, и, наверное, она закрыла дверь в комнату, потому что Аля больше не разбирала слов – только напряженные, взволнованные интонации родителей.
Она ничего не могла сделать для них… Она и для себя ничего не могла сделать – только ждать.
Глава 13
Илья позвонил в последний день июля, когда Аля начала думать, что лучше было бы не ждать вовсе.
За этот месяц ожидания она устала больше, чем за все время поступления в ГИТИС. Ее не радовало даже то, что отношения с родителями как будто бы стали налаживаться: наверное, они решили, что Алину экстравагантную выходку можно забыть. Но ей было не до них…
После того как она оставила у Баси Львовны записку, прошло почти две недели. А ведь та говорила, что Илья вот-вот должен приехать! Горячка первых дней ожидания этого «вот-вот» сменилась отчаянием, тоской, апатией…
Аля даже телефон перестала ставить у своей кровати и, когда он наконец зазвонил однажды днем, едва успела добежать на кухню – звонку к восьмому, наверное.
– Алечка! – услышала она. – Здравствуй, милая, наконец я тебя слышу!
В его голосе были радость и нежность, ни с чем нельзя было перепутать эти интонации!.. Дыхание у Али перехватило, она молчала, сжимая трубку так, словно та могла вырваться у нее из рук.
– Алечка, ты не слышишь? – встревоженно спросил он, дуя в трубку. – Плохо слышно, Аля? Погоди, я сейчас перезвоню.
– Не надо, Илюша, не перезванивай, – наконец смогла произнести она. – Я хорошо тебя слышу. Просто… мне уже не верилось…
– Да дела захватили, Алечка. – В его голосе мелькнули виноватые интонации. – Ведь месяц меня не было, а без меня тут все проблемы стопочкой складывались до лучших времен. Когда я тебя увижу?
– Когда хочешь, – ответила Аля.
Она уже справилась с волнением и говорила почти спокойно. Но говорить с ним по телефону, да еще стараться говорить спокойно после того мучительного, невыносимого ожидания, которым были наполнены ее дни, – нет, это было совершенно невозможно!
– Хочу – немедленно! – ответил Илья. – Но получится часов в пять, не раньше. Ты сможешь ко мне подъехать?
Они встретились у выхода из метро «Пушкинская», у самого памятника.
– Счастливое место, помнишь? – сказал Илья, когда объятия его на мгновение разомкнулись и Аля подняла голову от его груди. – Я, знаешь, даже в Японии думал: вот приеду и встречусь с тобой у памятника Пушкину… Прямо как романтически настроенный юноша!
Аля не знала, куда они пойдут, и не думала об этом. Илья никогда не сообщал ей о своих планах, но каждый раз все оборачивалось какими-нибудь счастливыми событиями. И тем более это должно быть так теперь, после разлуки…
– Поедем? – спросил Илья, еще раз целуя ее. – Ты извини, всего два часа в моем распоряжении.
Его машина была припаркована в двух шагах от памятника, напротив здания «Известий». Аля наконец разглядела, что это был темно-изумрудный «Фольксваген».
– Почему же ты не спросишь, куда я тебя везу? – спросил Илья, выруливая на Тверскую.
– А мне все равно! – рассмеялась Аля. – Илюшка, я так соскучилась! Мне бы хорошо было, даже если бы мы с тобой просто на лавочке у памятника посидели!
– Зачем же на лавочке? – улыбнулся он. – Мы лучше в студию ко мне съездим. Сегодня же пятница, все уже разбежались. Я тебе не хотел говорить, приберег сюрприз… На завтра одно смешное мероприятие намечается. У меня ведь именины завтра, знаешь?
– Нет, – удивленно ответила Аля.
– Ну да, – кивнул он, – Илья Пророк завтра, оказывается. Я, по правде сказать, и сам не знал, но наша тусовочная общественность бдит. На завтра телевизионщики бенц затеяли.
Он посмеивался в усы, поглядывая на Алю, но глаза у него были не ироничные, а просто веселые – золотистые огоньки плясали в прозрачной, чайной глубине.
– Хочешь принять участие? – спросил Илья.
– С тобой, – кивнула Аля.
– Ну, понятно, что со мной. Но ты будешь исполнять главную роль, – сказал он, но объяснять, в чем заключается главная роль, не стал.
Студия находилась на Шаболовке, в небольшом особнячке, спрятавшемся в переулках неподалеку от метро. У входа стоял милиционер, пропустивший Алю только после того, как Илья расписался в журнале. К счастью, у нее был с собой паспорт: забыла вытащить из сумки месяц назад.
– Раскрутились, что поделаешь! Раньше проще было. Мы, знаешь, когда закуток здесь получили, – рассказывал Илья, – первое, что купили – роскошный диван. Все ржали до слез. Это, говорили, для чего, девочек водить или после девочек отсыпаться? А мне, например, с самого начала хотелось, чтобы все было комфортно, и плевать было, кто над этим зубы будет скалить. Пришел, кофеварку включил, упал на диван – и смотри в потолок, думай… «Мешай дело с бездельем, проживешь свой век с весельем», – как Венька Есаулов масляной краской на двери написал… Ты ее увидишь, эту надпись, до сих пор храним как память, несмотря на евроремонт.